Франс Гампл - Создатели Империи

Август, обращаясь к «обычаям предков», хотел напомнить о славном прошлом Рима и укрепить ослабленное самосознание римлян и их веру в будущее. В это необыкновенное для Рима время родилась августовская «классика» в поэзии и искусстве. Эти произведения в основном были созданы в неспокойные 30-е и 20-е г. до н. э. Ведь в 19 г. до н. э. умерли Вергилий и Тибулл, в 15 г. до н. э. — Проперций, а Гораций больше не сочинял с 13 г. до н. э., хотя ушел из жизни в 8 г. до н. э., вскоре после смерти Мецената, который, как близкий соратник императора, был для них всех покровителем и другом. Но главным покровителем был сам Август, любивший поэтов, которые, сохраняя внутреннюю свободу, верно служили его политике обновления. Первопричиной расцвета римской поэзии эпохи триумвиратов и раннего принципата стал духовный спор с поэтическими формами и образами греков, превосходство которых было общепризнанным. Но римские авторы не рабски подражали грекам, а как истинные римляне и наследники эллинистической культуры стремились творчески ее развить и даже превзойти. Проперций ставил «Энеиду» Вергилия, которая, по его мнению, была римской «Илиадой» и «Одиссеей», выше Гомера! Образцом служила преимущественно ранняя греческая поэзия: Гомер, Гесиод, Архилох, Алкей, Сафо и другие. Если Цицерон открыл Риму греческие философские идеи, теорию государства, риторику, отвечающую всем правилам ораторского искусства, обогатил латинский язык новыми абстрактными понятиями и сделал его равным греческому, то во времена Августа при соприкосновении с греческой поэзией возник новый художественный стиль, который благодаря своей гармоничности и выразительной силе стал самобытным римским явлением. На греческом Востоке не было никого, кто мог бы сравниться с Вергилием, Горацием и Проперцием, хотя творческая первозданность греков была дана римлянам только в немногие благословенные часы. И тот, кто сегодня на берегу Тибра любуется Алтарем Мира Августа, который наряду с поэзией является впечатляющим олицетворением августовских культурных стремлений, видит, что в его фризах заимствованы определенные элементы классического греческого архитектурного стиля Парфенона V в. до н. э.

Римское самосознание развилось и получило внутренние силы не только из воспоминаний о прошлом, не из строгой изоляции от всего «неримского», которое, впрочем, никто не мог точно определить, а в процессе сознательного, плодотворного соревнования с эллинизмом, из восприятия эллинистической культуры как основы просвещения. Окружению Августа и Мецената делает честь, что Вергилий, назвавший нового Цезаря спасителем отечества еще в начале его политической карьеры, воспевший римскую крестьянскую жизнь в «Георгиках», подарил Риму великий национальный эпос — «Энеиду» (37–30/ 29 гг. до н. э.) и именно в этом произведении признал духовное превосходство греков:

И тут же указывает на предназначение римлян:

(Вергилий. «Энеида». Перевод С. Ошерова. М.,1971)

Стихи Вергилия, как и многие другие высказывания, доводят до нашего сведения, что Римская империя не понималась как замкнутое единство, в котором отдельные звенья были составными частями огромного механизма. Провинции римского народа являлись объектами политики с позиции силы. Поэтому в Республике и в августовском государстве преобладала не имперская идеология, а идеология Рима. Но Август заложил основы для возникновения в будущем — политически и организационно — единой Империи.

Для многих миллионов людей, находящихся под властью Рима, императорское правление означало благословение богов, несмотря на то, что порой над ними довлела жесткая власть наместников. Республика сенаторской олигархии в провинциях дискредитировала себя морально и политически, потому что она, не говоря уж о бедствиях гражданских войн, которые разжигались по ее вине, была совершенно неспособна управлять огромной Империей. Абсурдным было также стремление управлять таким огромным пространством, как маленькой аристократической республике — управлять теми же методами. Каждый год из Италии прибывал новый наместник, который зачастую не был знаком с местными условиями, и когда он только-только начинал входить в курс дела, вынужденно передавал полномочия своему преемнику. В Риме не было чиновничьего аппарата, который мог бы обеспечить преемственность. Наместники же знали, что срок их полномочий ограничен только одним годом. Так как вся их бесплатная политическая деятельность в городе Риме, представительские расходы, получение должности или пышные игры, которые они должны были устраивать, стоили больших денег, многие пытались в провинциях поправить свое финансовое положение путем беззастенчивого вымогательства и произвола.

Август, как всегда, незаметно, изменил положение и в этой области. Ему это удалось, потому что в увеличивающемся числе провинций, подчинявшихся ему непосредственно, он мог назначать наместников по своему выбору и оставлять их там на любой срок. Ограничение срока в императорских провинциях было редким исключением. Август полновластно правил в Египте и в маленьких, вновь завоеванных провинциях, где не требовалось держать оккупационный легион и куда назначались префекты из всаднического сословия. Но и над сенаторскими провинциями, куда «руководство» направлялось, как и раньше, по жребию на один год, он установил контроль, который тактично делил с сенатом и часто по его просьбе сам назначал наместника. Отныне впервые — и это имело решающее значение! — был введен настоящий контроль за ведением дел в провинциях. Единое руководство дало возможность выработать основные принципы управления и воспитать чувство ответственности за благополучие подданных. Ужесточение уголовного наказания за вымогательство учило наместников осторожности, хотя император часто закрывал глаза на проступки верных сторонников, потому что в этом случае речь шла о собратьях по сословию. Так как народное собрание все больше и больше ограничивалось в свободе выборов магистратов, стала излишней покупка голосов, уже не было необходимости выкачивать из провинций средства на политическую карьеру.

Еще более важным было то, что только при Августе все провинциальные чиновники начали получать жалованье и перестали зависеть от налогов, собранных в провинциях.