Роберт Кондратенко - Морская политика России 80-х годов XIX века

Особое значение сохраняли российско-японские отношения. В конце 1880-х годов, после отмены зимовки во Владивостоке кораблей Тихоокеанской эскадры, японские порты как и прежде продолжали играть роль ее полугодового пристанища. В японских доках и на заводах выполнялся сколько-нибудь серьезные ремонт российских судов. Эти работы, несомненно, в известной мере способствовали становлению судоремонтной промышленности Страны восходящего солнца, руководимой, нередко, английскими и французскими инженерами. Впрочем и Россия была готова внести свой вклад в совершенствование японских специалистов. Так, в «мастерской динамо-электрических машин» Кронштадтского порта в 1882 году обучался Соннэ Сакае, вскоре, правда, умерший. А весной 1889 года токийский кабинет через посланника Д.Е. Шевича обратился в Петербург с ходатайством о допуске «лейтенантов Хацирота Сакамото и Цунааки Номото» к практике на кораблях Тихоокеанской эскадры.

В соответствии с письмом Н.К. Гирса от 26 июня 1889 года ГМШ подготовил всеподданнейший доклад по этому вопросу, утвержденный 4 июля, о чем немедленно уведомили В.П. Шмидта. Спустя неделю адмирал доложил о назначении Сакамото на «Адмирал Нахимов», а Номото — на «Крейсер». Впрочем, в итоге Номото оказался на борту «Адмирала Нахимова», на котором в ноябре 1890 года даже собирался совершить переход в Кронштадт. Но к тому времени Д.Е. Шевич пришел к заключению, что «пребывание японских офицеров на наших судах является нежелательным», ибо через них конфиденциальные сведения о российском флоте могут попасть к «иностранцам», то есть англичанам. Н.М.Чихачев согласился с ним, и Номото под благовидным предлогом отказали. В июле 1891 года, исходя из тех же соображений, управляющий отклонил ходатайство японского правительства о «зачислении на место Номото лейтенанта Рокуро Ясиро» [737] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 518. Л. 1 — 10, 17–22, 29–31. .

На протяжении 1880-х годов японские делегации не раз бывали в Кронштадте. Так, 7 сентября 1882 года город посетил принц Арисугава, в сопровождении посланника Ниси Токудзиро, бывшего поверенного в делах Хаяси и лейтенанта Токато. 22 июня 1884 года главную базу Балтийского флота осматривал посланник Ханабуса, а спустя месяц, 21 июля, военный министр Японии, генерал-лейтенант Ояма, в сопровождении начальника Токийского военного училища, генерал-майора Нодзу и других офицеров [738] Кронштадтский Вестник. 1882. 8 сентября, 24 июня, 22 июля. .

В феврале 1887 года в Петербурге побывали принц Комацу и японский морской министр, граф Сайго, считавшийся русофилом. Спустя год, в числе лиц, сопровождавших премьер-министра Ито Хиробуми, граф впервые посетил Владивосток. Правда, из шести кораблей доставившей их эскадры контр-адмирала Ито лишь два были допущены в бухту Золотой Рог, а остальным пришлось стоять в проливе Босфор Восточный. Но судя по всему, впечатление от приема, на который местные власти и офицеры-тихоокеанцы не пожалели денег, осталось у японцев благоприятное. Ответным жестом стала аудиенция, которую император Муцухито дал В.П. Шмидту, и состоявшееся вскоре после нее представление командиров: Н.И. Скрыдлова, С.О. Макарова и П.Н. Вульфа с офицерами кораблей. Как доносил 5/17 ноября 1888 года в Министерство иностранных дел посланник Д.Е. Шевич: «Беспримерное чествование и особенное радушие, оказанные в этом году в Японии нашим морякам, не преминули обратить на себя внимание здешних иностранных представителей» [739] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 572. Л. 43 об. .

Казалось, что наряду с определенной нормализацией отношений между Россией и Китаем, достигнутой после объяснений А.Е. Влангали с Цзэн Цзицзе в Петербурге, а также соглашения Н.Ф. Ладыженского с Ли Хунчжаном в Тяньцзине, укрепление российско-японской дружбы дает основание рассчитывать на реализацию намеченных И.А. Шестаковым планов. Казалось, также, что эвакуация англичан из порта Гамильтон в феврале 1887 года, видимой причиной которой были настояния Пекина и Токио, дает пример взаимовыгодного сотрудничества трех стран в противостоянии Англии. Однако надежды адмирала, как и части российских дипломатов, были беспочвенны. Их источником была недооценка прочности англо-японских и англо-китайских связей, а также пренебрежение объективными противоречиями между российской, китайской и японской политикой в Корее. Непрерывный рост экономики Японии, укрепление ее вооруженных сил, подталкивали Токио к приобретению новых рынков и расширению зоны своего влияния. Такое же стремление проявлял после сравнительно благоприятного для него исхода войны с Францией и Пекин. Обе державы исторически и географически претендовали на Корею, причем Япония прилагала усилия к некоторой модернизации этой страны, что совершенно не соответствовало интересам России. Вместе с тем, Токио, продолжая постепенное экономическое освоение Кореи, умело пользовался фактическим противостоянием российского и китайского представителей в Сеуле, несомненно, имевшим для Пекина большее значение, нежели дружественные декларации Петербурга.

Заметим, что на российско-китайских отношениях не могло не отразиться оказывавшееся Петербургом противодействие попыткам маньчжурских властей организовать товарообмен минуя территорию Южно-Уссурийского края. Так, получив осенью 1887 года от исполнявшего должность Приамурского генерал-губернатора, генерал-майора И.Г. Баранова телеграмму о намерении китайцев устроить порт в бухте Гашкевича, несколько южнее устья пограничной реки Туманган, находившийся в Петербурге А.Н. Корф немедленно обратился в Министерство иностранных дел с просьбой воспрепятствовать этому. 30 октября он написал и И.А. Шестакову, объясняя, что «если бы китайцам удалось добиться у корейского правительства согласия на устройство порта в бухте Гашкевича, транзитное движение товаров для Маньчжурии и произведений последней чрез наш Посьетский участок неминуемо должно было бы прекратиться, благодаря чему мы навсегда утратили бы выгоды, которые доставляет нам обладание единственным имеющимся в настоящее время у Маньчжурии сообщением с морем через залив Посьет. С другой стороны … прилегающая к нашей границе часть Кореи окитаилась бы в самом непродолжительном времени, так что весьма скоро мы оказались бы отрезанными от корейского королевства…» [740] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 312. Л. 36. . А.Н. Корф просил управляющего Морским министерством послать корабль на съемку и промеры бухты Гашкевича, чтобы иметь данные об ее пригодности для строительства порта. 31 декабря адмирал успокоил генерал-губернатора, сообщив ему, что согласно промерам, произведенным весной канонерской лодкой «Сивуч», бухта, как и все побережье к югу от границы с Кореей, не подходит для этой цели.