Сборник статей - Прогулки по Москве

Своей тактичностью, уважительным отношением к людям, пониманием их слабостей Иван Владимирович располагал к себе многих. «Это прирожденный министр финансов, потому что так искусно добывать деньги из совершенно неожиданных источников, как это Иван Владимирович умел, да еще настраивать дающих деньги к благодарности, – они его благодарили за то, что он деньги от них получал, это никакому графу Витте никогда не удастся», – говорил профессор Московского университета историк Любавский.

Все свои свободные деньги Владимир Иванович также отдает на музей – и приводит в ужас сына Андрея просьбой дать адрес портного, который мог бы перелицевать костюм. «Да проще новый купить!» – «Это вам проще…»

Судьба не была так уж благосклонна к Цветаеву…

В 1904 году в музее вспыхнул пожар. Пострадало здание и часть коллекции. Иван Владимирович тяжело переживал это несчастье, но не отчаялся сам и старался подбодрить Клейна: «Оправляйтесь духом и нервами и Вы, дорогой Роман Иванович. Работы еще много и без ниспосланного нам горя… Будем стараться быть молодцами и философами… Нуждаясь в укреплении сам, говорю Вам: мужайтесь!»

Волнения 1905 года поставили под угрозу продолжение строительства: обсуждался вопрос о консервации здания. В это трудное для всех время Цветаев пишет Клейну: «Что ждет в ближайшие два года наше с Вами дело? Я не считаю его погибшим ни в коем случае. Слишком много сделано…» И в другом письме: «Неокончание так широко веденного предприятия равносильно нашему бесславию в глазах современников, равносильно их праву упрекать нас в легкомыслии расчетов, в неуменье соразмерить средства с целью и в неисполнении обязательств, принятых относительно университета… Но независимо от этих соображений наше общее дело должно двигаться потому, что оно привлекло всю нашу с вами любовь, все увлечение, перед которым все иные дела померкли в их значении. Успехи музея стали равносильны нашей жизни последних лет.

И мы не можем не напрячь всех сил, чтобы он додвигался до благополучного конца…»

В июле 1906 года умерла от чахотки Мария Александровна Цветаева (в девичестве Мейн), жена Ивана Владимировича, его незаменимый помощник во всех делах. «Она вела всю его обширную… переписку, – вспоминала Марина Цветаева, – и, часто, заочным красноречием своим, какой-то особой грацией шутки или лести (с французом), строкой из поэта (с англичанином), каким-нибудь вопросом о детях и саде (с немцем) – той человеческой нотой в деловом письме, личной – в официальном, иногда же просто удачным словесным оборотом, сразу добивалась того, чего бы только с трудом и совсем иначе добился мой отец. Главной же тайной ее успеха были, конечно, не словесные обороты, которые есть только слуги, а тот сердечный жар, без которого словесный дар – ничто. И, говоря о ее помощи отцу, я прежде всего говорю о неослабности ее духовного участия, чуде женской причастности вхождения во все и выхождения из всего – победителем. Помогать музею было прежде всего духовно помогать отцу: верить в него, а когда нужно, и за него».

Смерть жены подорвала здоровье Ивана Владимировича – он тяжело заболел. Врачи запретили ему читать и писать, но быть оторванным от музея он не мог и, ведя переписку через помощника, оставался в курсе происходящего.

Чуть только Цветаев почувствовал себя лучше, он с головой ушел в работу, в музейные дела. Он снова обсуждает с Клейном отделку залов и парадной лестницы, хлопочет об отоплении здания, ищет специалистов-мозаич-ников, благотворителей, заказывает новые экспонаты, договаривается о покупке голицынской коллекции, снова уговаривает Нечаева-Мальцева оплатить очередные расходы, следит за доставкой экспонатов и даже сам распаковывает коробки. А проблемы все появляются и появляются, и решить их может только Цветаев. При этом он занимается делами Румянцевского музея, директором которого был, продолжает научную работу, преподает в университете.

Занятость и усталость не сделали его раздражительным. Он был добродушен и ласков с детьми – Валерией и Андреем от первого брака, Мариной и Асей от второго. «Помню его седеющим, слегка сутулым, в узеньких золотых очках, – напишет потом Ася, Анастасия Цветаева. – Простое русское лицо с крупными чертами; небольшая редкая бородка, кустившаяся вокруг подбородка. Глаза – большие, добрые, карие, близорукие, казавшиеся меньше через стекла очков. Его трогательная в быту рассеянность создавала о нем легенды. Нас это не удивляло, папа всегда думает о своем музее. Как-то сами, без объяснений взрослых, мы это понимали». Дети выросли вместе с музеем и называли его «наш младший брат». Через много лет, в эмиграции, Марина Цветаева напишет: «Музей Александра III есть четырнадцатилетний бессеребреный труд моего отца и три мальцевских, таких же бессеребреных миллиона».

Наконец, наступил долгожданный день открытия музея – 31 мая 1912 года. «Белое видение музея на щедрой синеве неба». На открытии – сам государь и все высшие сановники Москвы и Петербурга. Профессор Цветаев сопровождает царскую семью по залам музея. «И было тихое торжество радости: не папе дарят что-то сейчас сильные мира сего, а он дарит всем, кто сейчас здесь, всей России – созданный им музей!» (А. Цветаева).

«Чуть склонив набок свою небольшую седую круглую голову – как всегда, когда читал или слушал (в эту минуту читал он прошлое, а слушал будущее), явно не видя всех на него глядящих, стоял он у главного входа, один среди белых колонн, под самым фронтоном музея, в зените своей жизни, на вершине своего дела», – писала Марина.

Год спустя, незадолго до смерти, он скажет одному из своих учеников: «Я сделал все, что мог…»

Его называли королем репортажа – самого скоропортящегося жанра журналистики, но эти репортажи с удовольствием читают и спустя сто лет.

«Ты – курьерский поезд», – сказал однажды Антон Павлович Чехов Владимиру Гиляровскому, тонко подметив оперативность, необыкновенно высокий ритм жизни и главное – вездесущность в то время уже известного всей Москве репортера. Да и сам Гиляровский в воспоминаниях подтвердил мысль Чехова: «И так проходила в этих непрерывных метаниях вся жизнь – без остановки на одном месте. Все свои, все друзья, хотя я не принадлежал ни к одной компании, ни к одной партии».

Впрочем, нельзя сказать, что в его жизни не было остановок. Они были. В ситуациях значимых, требовавших наблюдения и исследования. Так, в августе 1883 года, возвращаясь ночью от художника Павла Яковлева, он увидел двух разбойников, которые несли пьяного ограбленного человека. Гиляровский достал из кармана полицейский свисток, который всегда носил с собой, и дал три свистка. Разбойники бросили человека и убежали. На свист мгновенно отреагировали дворник и городовой. О происшествии стало известно в полицейском участке. А репортер решил исследовать трущобы Грачевки, где и произошло все это.