Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Второй пример – это события Великой Французской революции. В 1792 году, во время войны с Австрией и Пруссией, все лица, годные к военной службе, были допущены в национальную гвардию – то есть народ получил в свои руки оружие. Как и в 1914–1917 годах, война финансировалась за счет эмиссии ассигнаций, стоимость которых быстро падала. Уже в ноябре 1792 года Сен-Жюст говорил, что «система торговли зерном опрокинута неумеренной эмиссией денежных знаков» и предупреждал о грядущих восстаниях. [2146]24–26 февраля 1793 года по Парижу прокатилась первая – чисто стихийная – волна голодных бунтов. Напуганное правительство ввело максимальные цены на зерно, но максимум не соблюдался. Воспользовавшись создавшимся положением, якобинцы сумели превратить стихийное экономическое движение в политическое; организованное якобинцами вооруженное выступление национальной гвардии 31 мая – 2 июня одержало победу, Робеспьер пришел к власти, но продовольственное положение не улучшалось. 4 сентября вспыхнул новый – снова стихийный – голодный бунт, и Конвент был вынужден объявить «всеобщий максимум», то есть максимальные цены на все товары. Затем последовало введение продразверстки с конфискацией всех излишков по твердым ценам и частичная национализация экономики; сопротивление недовольных было подавлено с помощью «революционного террора». [2147]

Аналогия в развитии событий в России и в революционной Франции бросалась в глаза, и о ней начали говорить еще до начала русской революции. В ноябре – декабре 1916 года на эту аналогию обращалось внимание в выступлениях на заседаниях Всероссийской сельскохозяйственной палаты. [2148]25 января 1917 года министр финансов П. Л. Барк, выступая на Петроградской конференции Антанты, сообщал, что цены в России поднялись в 4–5 раз, намного больше, чем в других воюющих странах, что если курс рубля не будет поддержан, то «возможна катастрофа, как во время французской революции». [2149]

Еще один пример – это упоминавшийся выше московский Медный бунт 1662 года. Он также произошел во время тяжелой войны, когда правительство, с одной стороны, проводило большие мобилизации, а с другой стороны – финансировало войну с помощью чеканки медных денег с номинальной стоимостью. В результате цены в городах резко возросли, и в Москве вспыхнул бунт, в котором участвовали, в том числе, и солдаты полков «иноземного строя». Бунт был подавлен полками стрельцов, которые сохранили верность правительству, но одно время положение было очень опасным. Благополучный исход этого кризиса был обусловлен в основном тем обстоятельством, что страна находилась в фазе демографического восстановления, земли было много, уровень жизни был относительно высоким, и общество не было расколото жестоким социальным конфликтом (крепостное право еще не успело оказать своего негативного воздействия). В 1917 году ситуация была иной.

Указанные примеры говорят о том, что события, подобные Февральской революции 1917 года, могут происходить и в традиционном обществе, и что участие промышленных рабочих в февральских событиях в конечном счете не было определяющим моментом.

В России хлебное снабжение городов было нарушено уже к осени 1915 года. А. Н. Хвостов, вскоре назначенный министром внутренних дел, уже в октябре этого года предупреждал о надвигающемся топливном и продовольственном кризисе в Центральных и Северных районах. [2150]По данным анкетирования, произведенного в сентябре 1915 года, в Центрально-промышленном районе 88 % городов испытывали недостаток в хлебе; от недостатка хлеба страдали и многие города Черноземья – хотя в соседних деревнях зерна было более чем достаточно. Для того чтобы обеспечить снабжение городов и закупки для армии, большинство губернаторов Европейской России запретили вывоз хлеба за пределы своих губерний, до крайности затруднив хлебную торговлю. Это вынудило хлебных торговцев искать всевозможные лазейки, давать взятки чиновникам и обходить запреты. Многие солидные фирмы, оказавшиеся не в состоянии встать на этот путь, были вынуждены прекратить свою деятельность, а те, которым удавалось провезти хлеб, продавали его по спекулятивным ценам. [2151]

Население городов отвечало стихийными бунтами, сопровождавшимися разгромом магазинов и торговых кварталов. На графике 8.5 учтены лишь крупные бунты с тысячами участников, отмеченные массовыми беспорядками и столкновениями с полицией и войсками. Число голодных бунтов росло одновременно с ростом цен. Едва ли не большинство участников бунтов составляли женщины. Участие женщин и справедливый характер требований доведенных до отчаяния людей вызывал сочувствие среди привлекаемых для подавления волнений солдат и казаков. Во время голодного бунта 2–3 мая 1916 года в Оренбурге казаки впервые отказались выполнять приказ атаковать толпу. В дальнейшем такое поведение солдат и казаков стало достаточно типичным: в 1916 году было 9 таких случаев. [2152]

График на рисунке 8.6 иллюстрирует постепенное ухудшение положения в торговле и уменьшение запасов на элеваторах, железнодорожных, портовых, торговых и других складах, где велся соответствующий учет. Запасы обычно достигали максимума в осенние месяцы, когда на рынок поступал хлеб нового урожая. В ноябре 1915 года запасы составили 65 млн. пудов, затем в ходе обычного торгового цикла они постепенно уменьшались. Но – в отличие от предыдущих лет – осенью 1916 году запасы не возросли. Урожай 1916 года был значительно хуже, чем в 1915 году, и, наблюдая рост цен в предыдущий период, производители, как помещики, так и крестьяне, не продавали хлеб. Инфляционные ожидания были таковы, что ходили слухи о будущем десятикратном увеличении цен. В результате зерно не попало на склады, оставшись в деревне, и запасы уменьшились до критического уровня. [2153]

Рис. 8.6. Видимые запасы «главных хлебов» (млн. пуд.). [2154]

В результате паралича торговли в промышленных губерниях, питавшихся в значительной мере привозным хлебом, наблюдался резкий рост цен. На картограмме, показывающей уровень осенних цен 1916 года (рисунок 8.7) выделяется область высоких цен, охватывающая Центрально-промышленный район и Северо-Запад. Тяжелое положение сложилось также в Белоруссии. Минская губерния до войны получала в месяц 4500 вагонов продовольствия, а в 1916 году – только 200 вагонов. [2155]

В течение всего лета 1916 года в правительстве шла борьба между сторонниками государственного регулирования цен и приверженцами «laissez faire». Еще в конце 1915 года бюджетный комитет Думы, выражая интересы помещиков, протестовал против установления введенных тогда твердых цен на хлеб, закупаемый для армии. В июле 1916 года более реалистически мысливший Госсовет потребовал установления обязательных для всех максимальных цен на хлеб, которые были введены с 9 сентября. Эти «твердые» цены были выше летних, но уже вскоре они оказались ниже, чем поднявшиеся цены свободного рынка. Производители отказывались продавать хлеб по «твердым ценам», и они почти нигде не соблюдались, даже при государственных закупках. 10 октября на Особом совещании по продовольственному вопросу был выдвинут проект введения карточной системы, но он не был принят за отсутствием «технических средств» к выполнению. [2156]Между тем война диктовала необходимость государственного контроля за распределением продуктов, и во всех воюющих государствах уже были введены соответствующие меры, но в России сопротивление либералов препятствовало их введению. В итоге многим городам приходилось вводить свои карточки, но продажа продуктов по ним осуществлялась в небольших размерах и была лишь дополнением к свободному рынку. [2157]