Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

В целях поддержания платежеспособности крестьянских хозяйств помещики запрещали крестьянам делать долги, сдавать надельную землю в аренду и поощряли крестьянскую взаимопомощь – старинный обычай «помочей». В рамках «помочей» помещики предписывали общине помогать обрабатывать земли крестьян, временно оказавшихся нетрудоспособными. [681]Политика уравнивания имела определенные результаты: специалисты отмечают, что вплоть до реформы 1861 года имущественное расслоение в деревне было небольшим. Чуть больше половины крестьянских дворов имело 2 лошади – то есть принадлежало к «середнякам», около четверти имело 3 и более лошадей, примерно столько же – 1 лошадь, безлошадных было сравнительно немного. Эти средние цифры, однако, скрывают значительные порайонные различия: барщинные крестьяне Черноземья имели больше лошадей, чем оброчные крестьяне Центра. [682]

Таким образом, стихийный процесс приспособления крестьян в сочетании с целенаправленным воздействием помещиков привел к трансформации и адаптации крестьянских общин к новым условиям крепостного рабства. Трансформация структуры привела к трансформации общины, что подразумевало, в частности, и некоторую трансформацию крестьянского менталитета в сторону большего коллективизма.

Процесс трансформации крестьянской общины отчасти распространился и на государственных крестьян. В целях обеспечения поступления оброка и подушной подати Екатерина II стала проводить политику искусственного насаждения передельной общины в тех районах поселения государственных крестьян, где прежде не было переделов (в основном на Севере и в области однодворческих поселений Черноземья). В 1780-х годах в губернии для проведения переделов были посланы специальные экспедиции по главе с «директорами экономии»; иногда (как было в Архангельской губернии) власти приказывали переделять по душам не только земли, но и все крестьянское имущество. [683]При Павле I практика уравнительного передела земель государственных крестьян была утверждена – ее введение аргументировалось ссылкой на порядки помещичьих хозяйств. Однако в некоторых районах, например, на юге Черноземья сохранились однодворческие поселения, где крестьяне владели своей землей практически на правах собственников. [684]

Основным содержанием социальных сдвигов, произошедших в структуре «государство – элита – народ» в середине XVIII века было подчинение государства элитой, перераспределение ресурсов государства и народа в пользу элиты и резко усилившееся давление элиты на народ с целью его подчинения и порабощения. Народ, естественно, оказывал сопротивление отягчению крепостничества. Самой распространенной формой сопротивления крестьян было бегство. Поскольку донские казаки перестали давать убежище беглецам, то усилилось бегство за границу; в 1767 году смоленские дворяне заявили, что в Польшу бежало 50 тысяч крепостных со Смоленщины. [685]Участились и крестьянские волнения; в 1756–1760 годах происходили выступления монастырских крестьян, давшие Петру III повод к секуляризации монастырских земель. Когда Екатерина II приостановила секуляризацию, волнения приняли еще более широкий характер. По сведениям Н. Л. Рубинштейна, в 1762–1769 годах имело место 73 крестьянских выступления. [686]Императрица с тревогой писала, что 150 тысяч монастырских и помещичьих крестьян находятся в явном возмущении и предписывала войскам использовать пушки, действовать против крестьян «аки против неприятеля». После того, как монастырские крестьяне стали государственными, распространился слух, будто Петр III хотел сделать государственными и помещичьих крестьян, и именно за то был убит дворянами. В 1773 году казак Емельян Пугачев объявил себя «императором Петром Федоровичем» и поднял на восстание казаков и крестьян на Яике. Повстанцы убивали дворян, выступая под лозунгами свободы и возвращения к старым московским порядкам. Пугачев говорил, что в случае победы он прикажет всем держаться старой веры, носить русское платье и запретит брить бороды. [687]

31 июля 1774 года «император Петр III» именным указом пожаловал крепостных крестьян «вольностию и свободой» и призвал их «казнить и вешать» своих господ. Тому, кто убьет помещика, обещали 100 рублей, тому, кто убьет 10 помещиков – 1000 рублей и генеральский чин. Ненависть к господам была такова, что восставшие вырезали дворян целыми семьями. Во время восстания было убито в общей сложности около 1600 помещиков, включая их жен и детей, около 1 тысячи офицеров и чиновников и больше 200 священников – уже тогда официальные священники воспринимались повстанцами как «продавшие Христа» прислужники власти. Правительство Екатерины, в свою очередь, «наводило порядок» самыми жестокими методами, оно воскресило самые изуверские и уже забытые виды казни – такие, как колесование, четвертование, повешение за ребро на крюк и т. д. [688]

В конечном счете повстанцы были разбиты, но восстание показало всю глубину раскола между «двумя нациями» и масштабы накопившейся ненависти. Оказалось, что огромные массы народа ненавидят существующую власть и готовы в любой момент обратиться против захвативших престол «русских немцев». Этот раскол сохранялся до 1917 года и проявлял себя во всех событиях XIX века – любое затруднение власти, смена царствования или война с внешним врагом вызывали враждебные верхам движения народных низов. Пословица «люби барина в гробу» стала зеркалом социальных отношений в Российской империи.

Подавление восстания Пугачева сделало возможным дальнейшее увеличение оброков и барщин. Однако возникает естественный вопрос: почему сопротивление крестьян не привело, как это было в начале XVII века (и в 1670-х годах) к отступлению дворянства и уменьшению ренты? Очевидно, изменилось соотношение сил между борющимися сословиями, между крестьянством и дворянством. В начале XVII века крестьяне действовали вместе с казаками и даже с частью дворян; они неоднократно одерживали победы над правительственными войсками. В 1773–1774 годах крестьяне тоже действовали вместе с казаками, но, как правило, терпели поражение даже при очень большом численном превосходстве. Дворянство одержало победу с помощью регулярной армии, созданной Петром I, и следовательно, причиной его превосходства над народом в конечном счете были, во-первых, мощь новой армии и нового оружия, и во-вторых, подчинение дворянами государства, которому принадлежали эти армия и оружие.

Таким образом, выявляется существенная роль технического фактора, определившего полное преобладание профессиональной армии над многочисленными, но плохо вооруженными и необученными повстанцами. Но более выпуклой становится также и роль обстоятельств, которые позволили элите овладеть государством и армией, в частности роль гвардейских полков в событиях 1741 и 1762 годов (и, забегая вперед, в событиях 1801 года). Речь идет о степени влияния элиты на офицерский корпус армии и, в частности, о том, может ли это влияние превосходить влияние государства, которому формально принадлежит армия. Влияние государства на армию определяется прежде всего авторитетом монарха: мы видим, что при всем недовольстве дворянства гвардия покорно подчинялась не только Петру I, но и Анне Иоанновне. Но конечно, влияние государства на армию резко падало, когда на престоле волею случая оказывался ребенок или плохо говоривший по-русски иностранец. В конечном счете мы приходим к выводу о важной роли династических кризисов и обеспечения преемственности власти в монархических государствах – к вопросу, важность которого так хорошо понимал Петр I, так и не сумевший его разрешить.