Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Помещики прямо называли своих крестьян рабами – и сама Екатерина называла их рабами в Наказе Уложенной комиссии. [643]Когда известный поэт А. П. Сумароков стал возражать, утверждая, что «между крепостным и невольником есть разность: один привязан к земле, а другой – к помещику», Екатерина воскликнула: «Как это сказать можно, отверзните очи!» [644]Однако желание «прилично выглядеть» перед Европой побудило императрицу в 1786 году запретить использовать слово «раб» по отношению к своим подданным – хотя в секретных документах и приватных беседах императоры часто называли крестьян рабами. [645]Ввиду цензурных требований русские историки были вынуждены избегать упоминаний о рабстве и называли помещичьих крестьян «крепостными». Приглашенный преподавать в Харьков немецкий профессор Шад осмелился написать (на латинском языке) книгу, в которой клеймил рабство – и был немедленно выслан из России. [646]Академик А. К. Шторх, в начале XIX века упорно доказывавший тождество «крепостных» и рабов, так и не смог опубликовать своих работ на русском языке. [647]Известный правовед и экономист Н. И. Тургенев смог опубликовать свою книгу «Россия и русские» в Париже. «Слово „раб“ вызывает столь ужасные и отвратительные представления, – писал Н. И. Тургенев, – что видя несвободного русского крестьянина, пожалуй, не решишься так его назвать… Однако если вспомнить, какой властью над своими крепостными обладают… помещики, то определение рабство становится единственно возможным…» (выделено Тургеневым). [648]

Впоследствии на тождество «крепостных» и рабов указывали некоторые либеральные историки, в том числе П. Б. Струве. [649]Однако В. И. Ленин заявил, что феодальный строй России отличался от рабовладения именно тем, что при нем «крепостник-помещик не считался владельцем крестьянина как вещи». [650]Поэтому историки-марксисты в подавляющем большинстве отрицали рабовладельческий характер крепостного строя. Лишь немногие из них осмеливались противоречить В. И. Ленину. «Но во второй половине XVIII века помещики не случайно называли своих крестьян рабами, – писал М. Т. Белявский. – Они продавали крестьян без земли и в розницу… Крепостной не мог вступить в брак без согласия помещика… Но помещик не только определял семейные отношения крестьян. Он безнаказанно бесчестил их жен и дочерей, создавая настоящие крепостные гаремы и возрождая отвратительные нравы рабовладельцев в отношении своих рабынь. Неограниченный произвол помещиков, простиравшийся на экономическую деятельность крестьянина, его юридическое положение, его имущество, личность и семейные отношения был юридически оформлен и узаконен…» [651]

Что же касается зарубежных историков, то тождество русского крепостничества и рабства не вызывает у них сомнений – в качестве примера можно привести труды П. Колчина, М. Раева, А. Лентина, Дж. Блюма, Б. Муравьева, Е. Домара, Э. Хобсбаума и многих других авторов. [652]М. Раев пишет, что не только экономическое положение рабов, но и их юридическое состояние было ужасным. [653]Дж. Блюм отмечает, что законы Екатерины II низвели положение крестьян «до уровня правового статуса американских негров». [654]Б. Муравьев квалифицирует социальную систему, «характеризуемую свободой дворянства от обязательной службы и рабским положением крепостных» как «наиболее одиозную форму государственности» и называет ее «социальным феодализмом». [655]Э. Хобсбаум, оценивая положение русских крестьян, подчеркивает, что «рабство было настолько велико, что крестьянин приравнивался к движимому имуществу». [656]

Отягчение крепостничества сказалось и на положении солдат. При Петре I помимо пайка солдату платили три копейки в день, на которые можно было купить 9 кг хлеба, при Екатерине II на дневное жалование можно было купить только 1 кг, но и эти малые деньги обычно присваивали офицеры, которые считали солдат своими крепостными. За малейшую провинность, и просто по прихоти офицеров, солдат жестоко истязали, нанося сотни и тысячи ударов шпицрутенами. В своей ненависти к офицерам солдаты были готовы на все: «За свою отдачу рекруты всегда дышат… самым злодейством и мщением», – писал П. Панин. [657]

Таким образом, трансформация структуры в 1760-х годах привела к резким изменениям в отношениях элиты и простого народа, к крайнему отягощению крепостничества, принявшего формы, практически неотличимые от рабства.

Переход помещиков к предпринимательской деятельности и порабощение крестьян были отражением той трансформации структуры, которая произошла в России в середине XVIII века. До этого времени в России господствовала этатистская монархия, и все сословия были обязаны службой государству. В соответствии с порядком, установленным в XVI веке, владение поместьями и вотчинами было обусловлено тяжелой военной службой; крестьяне были государственными подданными и повинности, которые они несли в пользу дворян, были государственным вознаграждением дворянам за их службу. Эта социальная система коренным образом отличалась от западноевропейской; в Европе дворяне уже давно были никому ничем не обязанными землевладельцами, частными собственниками, земельной буржуазией. В Пруссии и в Польше – и в российской Лифляндии – эта буржуазия вела крупное товарное производство, и там существовали огромные барщинные латифундии, фольварки, которые производили хлеб на экспорт. В погоне за прибылью польские помещики постепенно увеличивали повинности своих крестьян и в конце концов превратили их в рабов. По определению, раб – это собственность другого человека. «Сидящие на земле и отбывающие барщину подданные не только сами, но и со своим потомством составляют собственность помещика», – писал известный правовед Теодор Островский. [658]В качестве сельского судьи пан обладал над своими крестьянами «правом жизни и смерти», «jus vitae ac necis». «У нас без суда и часто без должной причины можно повелеть казнить своего мужика», – свидетельствует король Станислав Лещинский. [659]В Пруссии закон не позволял лишать крестьянина жизни, но и там помещики подвергали своих крестьян жестоким наказаниям, продавали их без земли и считали своей собственностью. [660]

Как известно, многие классики исторической науки – среди них Э. Мейер, М. Вебер, М. И. Ростовцев – полагали, что рабовладельческое общество является разновидностью буржуазного общества, при которой не только труд, но и сам человек превращается в товар. Таким образом, польские и прусские латифундисты, подобно американским рабовладельцам, вели товарное производство на основе рыночных, товарно-денежных отношений и рассматривали крепостных как принадлежащий им капитал. Латифундисты были представителями крупной буржуазии, крупными предпринимателями, организаторами товарного производства. По свидетельству прусского сельскохозяйственного эксперта барона фон Гакстгаузена, помещики также смотрели на своих крепостных, как на капитал. Русский помещик говорит своему крепостному, пишет А. фон Гакстгаузен: «Так как ты имеешь какую-то ценность, то следовательно, ты должен зарабатывать столько-то, ты должен принести мне проценты с заключенного в тебе и принадлежащего мне капитала, и следовательно, ты будешь мне платить столько-то». [661]«В целом можно констатировать, что помещичье хозяйство в условиях крепостничества успешно вписалось в систему рыночных, товарно-денежных отношений», – отмечает В. П. Яковлева. [662]«Крепостное хозяйство было денежно-хозяйственным клином, глубоко вбитым в натурально-хозяйственную ткань страны», – писал П. Б. Струве. [663]При этом, добавлял этот либеральный экономист, «нельзя забывать, что русское крепостное право было – как это указывал с полной ясностью академик Шторх и как постоянно подчеркивали иностранные наблюдатели – настоящее рабство» [664].