Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Необходимо также учитывать динамику колонизационного процесса; в колонизируемых областях уровень жизни был выше, чем в Центре, и население там росло быстрее. Кроме того, с 1740-х годов стал более интенсивным подвоз продовольствия с Юга в Центральные области, что сделало возможным организацию обмена ремесленных изделий Центра на хлеб, и улучшило продовольственное положение. Население Центральных областей вновь стало расти, хотя этот рост был медленным.

После 1760-х годов положение стало постепенно ухудшаться, и временно ослабевшее Сжатие вновь усилилось, причем причиной этого усиления был не только рост населения, но и увеличение ренты.

В итоге можно считать, что общее поведение цен и потребления, во всяком случае, с середины XVIII века соответствовало прогнозу демографически-структурной теории: рост населения сопровождался ростом цен и падением потребления. До 1760-х годов тенденции в ценах и потреблении были неустойчивыми и определялись взаимодействием трех факторов: роста населения, расширения экологической ниши за счет колонизации Черноземья и перераспределения ресурсов внутри структуры «государство – элита – народ». Колонизация Черноземья привела, в частности, к существенному падению цен и увеличению потребления в 1740 – 1750-х годах, а перераспределение ресурсов – к падению потребления в 1720-х годах. Перераспределение ресурсов сказывалось на динамике потребления и далее, во второй половине XVIII века.

В какой мере трехфакторная модель может объяснить развитие России во второй половине XVIII века?

Изучение диффузионных процессов показывает, что в 1750-х годах в Россию пришла новая волна диффузионного влияния, исходившая из Пруссии. Петр III предпринял первую попытку трансформации по прусскому образцу, но она вызвала традиционалистскую реакцию и военный переворот 1762 года. Этот переворот означал новое – и на этот раз решительное – поражение диффузионного абсолютизма. В ходе этой «дворянской революции» и в последующие десятилетия произошла новая трансформация структуры, включавшая освобождение дворянства от служебных обязанностей перед государством и превращение его в сословие независимых собственников, отягчение крепостного права, приблизившее положение крепостных к положению рабов, масштабное перераспределение ресурсов в пользу дворянства, выразившееся в резком сокращении реального размера налогов и росте ренты. Дворянство получило в свои руки власть на местах и в значительной мере определяло политику правительства. Это означало превращение этатистской монархии в служащую интересам элиты дворянскую монархию. Вестернизация приобрела отчетливо элитарный характер и служила теперь не интересам государства, а потребительским целям элиты. Произошла смена приоритетов с военного и экономического реформирования по шведско-голландскому образцу на перенимание элитарной французской культуры.

Дворянство оказывало давление одновременно на государство и крестьянство. Сокращение государственных доходов привело к ослаблению государства и армии. С другой стороны, рост ренты привел к искусственному сужению экологической ниши и структурному кризису 1787 года. Кризис 1787–1788 годов был переломным моментом, заставившим как правительство, так и дворян, осознать тяжесть положения крестьянства. Дворянство было вынуждено на время смириться с невозможностью увеличения ренты, и более того, в результате инфляции она стала уменьшаться. Со своей стороны, правительство впервые обратилось к мерам, которые в период Сжатия проводят многие государства, и Павел I ограничил размеры крестьянской барщины. При Павле I монархия вновь предприняла попытку трансформации по прусскому образцу: она на время вышла из подчинения дворянства, попыталась регулировать отношения между сословиями и перераспределять в свою пользу экономические ресурсы. Это позволило увеличить военные расходы и усилить армию, но в конечном счете конфликт с дворянством привел к государственному перевороту и гибели Павла I.

В целом анализ в рамках трехфакторной модели показывает, что XVIII столетие было периодом колонизации и роста России как в отношении территории, так и в отношении численности населения. В 1730-х годах в Центральном районе появились первые признаки Сжатия, но в 1740 – 1750-х годах колонизация Черноземья и организация торгового обмена между Черноземьем и Центром позволили отчасти разрядить ситуацию и увеличить потребление. Но в дальнейшем тенденция к уменьшению потребления снова возобладала. На эту общую картину накладывалась структурно-демографическая динамика, состоявшая из ряда трансформаций структуры, каждая из которых вызывала отток ресурсов от народа и структурный кризис.

Как отмечалось выше, Франция была центром одной из трех диффузионных волн, оказывавших влияние на Россию во второй половине XVIII века. Влияние Франции основывалось на культурном, а не на военном превосходстве; в военном отношении Франция середины XVIII века отставала от Пруссии и Австрии. Однако во второй половине столетия волна военных преобразований дошла и до Франции, и здесь была предпринята решительная реформа артиллерии, связанная с именем генерала Ж.-Б. Грибоваля. Грибоваль долгое время служил в австрийской армии под началом генерал-фельдцейхмейстера князя Лихтенштейна, поэтому в своих преобразованиях он широко использовал австрийский (а также прусский и русский) опыт. Так же, как Лихтенштейн, Грибоваль свел всю артиллерию к нескольким стандартным образцам. Орудия стали отливаться цельными и потом рассверливаться, вес пушек был существенно облегчен, но главное – были усовершенствованы лафеты (которые получили железные оси и чугунные втулки колес) и механизмы наводки. Позднее, с 1800 года, французская артиллерия так же, как и австрийская, стала «ездящей». [746]

В конечном счете труды Фридриха II, Лихтенштейна, Шувалова и Грибоваля привели к тому, что составлявшие полевую артиллерию мощные 6– и 8-фунтовые орудия стали столь же подвижными, как 3-фунтовые полковые пушки. «Подвижность имела неожиданные последствия, она произвела полную революцию в употреблении артиллерии», – отмечал А. Нилус. [747]Прежде батареям полевой артиллерии редко удавалось сменить позицию на поле боя, теперь появилась возможность маневра артиллерией и сосредоточения ее на участке прорыва. Слабая полковая артиллерия стала ненужной; в случае нужды ее заменяли придаваемые полкам мощные батареи. [748]Появление мощной мобильной артиллерии привело к переменам в тактике. Новые орудия позволили увеличить дальность картечного выстрела с 200 до 300–500 метров. В то же время дальность ружейного выстрела по-прежнему составляла 200–220 метров; таким образом, картечь новых орудий поражала пехотинцев прежде, чем те успевали выстрелить. Сила артиллерийского огня в 6 – 10 раз превосходила силу огня пехотных линий. Это в значительной мере обесценило значение ружейного огня и той «прусской муштры», с помощью которой достигалась скорострельность. [749]