Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Таким образом, Россия оказалась перед фронтом новой диффузионной волны. Компонентами этой новой волны были мобильная артиллерия, тактика колонн, всеобщая воинская повинность, а в политической сфере – конституционализм, подобный французскому, и равенство граждан перед законом – то, что тогда называлось «свободой». Лозунг «Свобода, равенство и братство», написанный на знаменах французских армий, не мог оставить равнодушным население тех стран, где народ страдал от сословных привилегий и крепостного права. Французская армия при поддержке народов уничтожила сословные привилегии и насадила конституционный строй почти во всех государствах Западной Европы. «Самое могучее оружие, которым пользовались до сих пор французы, – писал Александр I в 1804 году, – это общее убеждение, что их дело есть дело свободы и счастия народов». [759]Однако после французских побед часто наступало разочарование: система грабежей и реквизиций восстанавливала народы против завоевателей, и навстречу диффузионной волне поднималась волна традиционалистской реакции. Именно традиционалистская реакция привела к грандиозному восстанию против Наполеона в Испании, а затем – к подъему немецкого национализма и к битве при Лейпциге.

Как отмечалось выше, французское влияние было ощутимо в России уже во второй половине XVIII века. Оно сказывалось в основном в распространении французской культуры, но так же и в популярности французских философов. Как известно, Екатерина II при составлении своего «Наказа» заимствовала целые страницы у Монтескье; она пригласила в Петербург Дидро, но заигрывания с «вольнодумцами» были лишь данью моде; когда началась Французская революция, императрица приказала отнести бюст Вольтера в чулан. Всем русским было приказано немедленно покинуть Францию, на сообщения из Парижа была наложена строгая цензура.

Однако французское влияние преодолело эти преграды – причем самым неожиданным способом, заставляющим (как в случае Петра I) обратить особое внимание на личностные каналы механизма диффузии. Волею случая наставником Александра оказался Фридрих-Цезарь Лагарп, французский республиканец, впоследствии ставшим одним из руководителей Гельветической республики. По собственному признанию Александра, он был обязан Лагарпу «всем, кроме рождения». [760]Насколько можно судить по конспектам Лагарпа, воспитатель стремился привить наследнику престола идеалы просвященной монархии, ограниченной «фундаментальными законами», то есть конституцией. В 1790 году, когда Александру было 13 лет, он дал своему воспитателю клятву «утвердить благо России на основании законов непоколебимых». [761]В 1797 году вокруг наследника образовался кружок молодых друзей, который Г. Р. Державин называл не иначе как «якобинской шайкой». Друзья направили Лагарпу (который в то время был во Франции) письмо, испрашивая его совета: «Письмо это вам передаст Новосильцев, он едет с исключительной целью повидать вас и спросить ваших советов и узаконений в деле чрезвычайной важности – об обеспечении блага России при введении в ней свободной конституции… Не устрашайтесь теми опасностями, к которым может привести подобная попытка, способ, которым мы хотим осуществить ее, значительно устраняет их… Мне кажется, это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы проведена законной властью…» [762]Очевидно, план «молодых друзей» состоял в постепенных преобразованиях «сверху» с целью введения конституции, причем Александр хорошо сознавал опасность этого плана, поэтому конечная цель преобразований должна была долгое время оставаться тайной для всех, кроме немногих посвященных.

В планы молодого царя входила и отмена крепостного права. Государственный секретарь А. С. Шишков писал позже, что у Александра сложилось «несчастное предубеждение против крепостного в России права, против дворянства и против всего прежнего устройства и порядка». Предубеждение это, по словам А. С. Шишкова, «внушено в него было находившимся при нем французом Лагарпом и другими окружавшими его молодыми людьми, воспитанниками французов, отвращавших глаза и сердце свое от одежды, от языка, от нравов и, словом, от всего русского». [763]

Таким образом, политическая программа Александра подразумевала частичную трансформацию России по французскому образцу и включала постепенное установление конституционного правления и отмену крепостного права. Однако в отличие от Петра I Александр I не был абсолютным монархом и не мог проводить реформы силой самодержавной власти. Переворот 1801 года означал новую победу дворянства и поражение абсолютизма. В первых указах, изданных Александром, он был вынужден уничтожить едва ли не главное орудие самодержавия, Тайную экспедицию, и амнистировать всех осужденных ею заговорщиков. Было объявлено о подтверждении постоянно нарушавшейся Павлом I «Жалованной грамоты дворянству» и восстановлении дворянского самоуправления. «Для рассуждения и уважения дел государственных» был образован Непременный Совет из представителей высшей аристократии. С первых дней своего существование этот Совет приобрел такое значение, что его позиция предопределяла решения Александра по важнейшим политическим вопросам. В частности, Совет отклонил представленный императором проект закона о запрещении продажи крестьян без земли. Вельможи стремились превратить Сенат в выборное дворянское представительство и ограничить власть императора аристократической конституцией. А. Р. Воронцов, один из знаменитых вельмож екатерининского царствования, предлагал положить в основу конституции средневековую английскую Великую Хартию Вольностей и «Habeas Corpus Act»; предложенный им проект говорил исключительно о правах дворянства. А. Чарторижский писал о А. Р. Воронцове: «В нем оставалась закваска той старой либеральной русской аристократии, которая хотела, призвав на престол Анну, ограничить ее власть». [764]Другой известный англоман, адмирал Н. С. Мордвинов, предлагал пригласить в Комиссию по составлению законов известного английского философа Иеремию Бентама, но тот не согласился ехать в Россию. [765]Таким образом, аристократическая оппозиция, как и раньше, использовала английский пример как аргумент для введения олигархического правления.

«Впрочем, – отмечает М. М. Сафонов, – у дворянства было испытанное средство „контролировать“ действия правительства и без „конституции“, пресекать любые попытки отклониться от дворянской линии – дворцовый переворот. Это было проверенное и надежное средство, оно всегда действовало как потенциальная угроза. Александр постоянно имел это в виду». [766]В правление Александра слухи о заговорах, угрозы и резкая критика в адрес императора были постоянным явлением, и жесткая оппозиция дворянства останавливала реформы уже в их начальной стадии. Поэтому, пишет М. М. Сафонов, широко задуманная программа социально-экономических и политических реформ свелась к административным преобразованиям. [767]