Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Демографически-структурная теория утверждает, что процесс Сжатия сопровождается падением авторитета официальной церкви и распространением диссидентских течений. Действительно, наблюдалось определенное «охлаждение» крестьян к православной церкви, которая покорно служила их господам и постепенно утрачивала доверие народа. По закону 1722 года каждый подданный был обязан ежегодно исповедоваться у священника, но число уклонявшихся от исповеди постоянно возрастало. Например, в Волоколамском уезде Московской губернии в 1796 году уклонились от исповеди 4,2 % помещичьих крестьян, а в 1858 году – 9,5 %; значительно возросло число раскольников. [979]

рис. 4.6. Динамика численности умерших по данным церковно-при-ходской статистики (православное население, тыс.). [980]

Постоянное недоедание снижало сопротивляемость организма и увеличивало опасность распространения эпидемий. В XVII и XVIII веках эпидемии были редкостью, за два столетия были зарегистрированы только две большие эпидемии, в 1654 и 1770–1772 годах. В XIX веке было зарегистрировано семь больших эпидемий: в 1830–1831, 1847–1848, 1853–1855, 1865–1866, 1871–1872, 1892–1893. Первая из них, эпидемия холеры 1830–1831 годов унесла около 240 тыс. жизней; [981]в целом по сравнению с 1829 годом излишняя смертность составляла 526 тыс. [982]

В конечном счете, так же как в 1780-х годах, увеличение ренты привело к демографическому кризису. В 1847–1849 годах к голоду присоединились его обычные спутники – эпидемии, но вследствие постоянного недоедания огромных масс крепостных эпидемия холеры приняла катастрофический характер. Толпы нищих, как тени, блуждали по селам, прося милостыню; крестьяне питались мякиной и лебедой. Зимой к холере присоединились цинга и оспа. Причина распространения этих болезней, докладывал воронежский губернатор, «заключается преимущественно в недостатке питательной и привычной пищи». «Болезнетворное влияние это еще более усиливается от недостатка в топливе, которое в безлесных уездах состоит большей частию из соломы, употребляемой на корм животным, с раскрытием даже избовых крыш». [983]

Помещики, конечно, не были заинтересованы в гибели своих крестьян, но некоторые «душевладельцы» соблазнялись возможностью продажи своего хлеба по спекулятивным ценам и не спешили раздавать его голодающим. Так, на просьбы о выдаче ссуд канцелярия Юсуповых отвечала, что «главная причина скудного состояния крестьян» состоит в том, что они «предаются лености и пьянству» и «лебеда в настоящее время – тот же хлеб». Правительство было вынуждено принимать экстренные меры. Местные власти оказывали давление на помещиков, требовали от них выдачи подписок-обязательств о прокормлении крестьян до нового урожая и об обеспечении посева весной. Помещикам выдавались ссуды для приобретения посевного зерна, а в случае растраты этих ссуд их имения передавались в опеку. Власти организовали общественные работы, бесплатно выдавали паспорта отходникам. В деревнях на случай неурожая создавались запасные хлебные магазины. [984]Очевидно, влияние кризиса сказалось также и на поспешном введении инвентарей в Западном крае (о чем говорилось выше).

В 1848 году, по данным Министерства внутренних дел, только от холеры погибло 668 тыс. человек, а в целом по России, по некоторым оценкам, число жертв эпидемии и голода в 1847–1849 годах составляло около одного миллиона. [985]Однако возможно, что в действительности число жертв было больше: по сравнению с уровнем смертности 1846 года «излишек» смертей за 1847–1849 годы только среди православного населения составлял 1,4 млн. [986]Хотя в 1849 году голод и эпидемия пошли на убыль, кризис принял рецидивирующий характер. В 1852–1855 годах эпидемия вернулась и унесла еще 250 тыс. жизней. [987]

Голод (вместе с влиянием европейских событий) привел к невиданной до тех пор волне крестьянских бунтов. В 1847 году голод породил массовое переселение крестьян Белоруссии, которое привело к крупным столкновениям с войсками. [988]В обстановке голода и холерной эпидемии снова распространились слухи об освобождении; эти слухи были связаны с появлением указа 1847 года о возможности выкупа крестьян при продаже имения за долги. Одновременно под влиянием сопровождавшегося резней помещиков восстания в австрийской Галиции произошла мощная вспышка волнений на Украине. В 1848 году было зарегистрировано 160 крестьянских волнений – число, примерно в 4 раза превышающее средний уровень (см. рисунок 4.5). Волнения на Украине вызвали панику среди помещиков и их массовое бегство из деревень в города; среди крестьян западных областей ходили слухи, что французы уже идут освобождать их от помещиков. [989]

Заслуживает внимания то обстоятельство, что после кризиса 1848 года стала явным образом проявляться связь между количеством крестьянских волнений и уровнем смертности – то есть уровнем материальных тягот, которые несло на себе крестьянство. В 1848–1856 годах коэффициент корреляции между смертностью и числом волнений равнялся 0,89, причем кривая волнений повторяла кривую смертности с запозданием на один год. [990]Крестьяне перестали ждать, как прежде, смерти царя и перемены правления – теперь они сразу же реагировали на ухудшающиеся условия.

Как и в 1790-х годах, кризис вынудил помещиков к временному снижению ренты. Известны конкретные случаи такого рода, например, голод в тульской вотчине заставил графа Шереметева дать крестьянам ссуду и отпустить их на оброк. [991]Более существенным моментом было то, что, как и в 1790-х годах, помещики уже не могли увеличивать оброки, чтобы компенсировать инфляцию. В 1855–1859 годах в результате эмиссии кредитных билетов в период Крымской войны цена ржи возросла по сравнению с предыдущим пятилетием в полтора раза. В итоге перед освобождением оброк составлял в Рязанской и Тамбовской губерниях (и во всем Черноземье) в пересчете на хлеб 10 пудов с души [992]– то есть уменьшился по сравнению с 1840-ми годами примерно в полтора раза.

Центральный район пребывал в состоянии Сжатия еще с 20-х годов XVIII века, и положение здесь смягчалось лишь поставкой хлеба с Черноземья. В 1815–1833 годах среднегодовой прирост крепостного населения в Центре составлял лишь 0,39 %, а в 1833–1857 годах прирост сменился убылью в 0,07 %. Поскольку крепостные составляли основную часть населения, то в целом население также стагнировало: по пяти центральным губерниям среднегодовой рост составлял в 1833–1857 годах лишь 0,08 %. За полвека посевы хлебов увеличились на 22 % – отчасти за счет увеличения нормы высева, отчасти за счет ввода в оборот бедных земель, которые раньше не использовались. В силу этих обстоятельств, а также вследствие общего истощения почв урожайность, которая в XVIII веке составляла в среднем сам-3,1, в первой половине XIX века упала до сам-2,7. Чистый сбор хлебов на душу населения на протяжении первой половины столетия оставался практически постоянным и составлял 2,3 четверти (17,7 пуда на душу). Вследствие распашки лугов значительно сократилось поголовье скота; в 1842 году на 100 человек приходилось 29 лошадей и 38 коров, а 1860 году – 23 лошади и 31 корова. [993]