Франсуа Гизо - История цивилизации в Европе

Второй факт, ясно обнаруживающийся из совокупности притязаний, о которых я говорил в начале этой лекции, это истинный характер эпохи, которую обыкновенно называют варварскою. Каждый из элементов европейской цивилизации претендует, что он владел в эту эпоху Европою; отсюда ясно, что ни одному из них не принадлежало в ней исключительное господство. Не нужно больших усилий, чтобы заметить преобладание какой-нибудь формы общественного устройства. До X столетия мы без колебания признаем господство феодализма; столь же решительно мы можем утверждать, что в XVII веке преобладающим принципом был принцип монархический; изучая фландрские общины и итальянские республики, мы тотчас же провозгласим господство демократического принципа. Если в обществе действительно господствует какое-нибудь начало, то оно ни в каком случае не может остаться незамеченным. Спор, возникающий между различными элементами европейской цивилизации о том, которому из них принадлежал перевес при самом зарождении ее, доказывает, что все они существовали единовременно и что ни один из них не преобладал настолько, чтобы придать обществу свою форму, свое имя.

Таков в действительности характер варварской эпохи. Этот хаос всех элементов, младенчество всех систем, всеобщий беспорядок, среди которого самая борьба не отличалась ни систематичностью, ни постоянством. Рассматривая общественный быт этой эпохи со всех сторон, я мог бы показать вам, что в нем не представляется ни одного факта, ни одного принципа, сколько-нибудь установившегося. Я ограничусь двумя главными пунктами: состоянием человека и состоянием учреждений; этого будет достаточно, чтобы набросать картину всего общества.

В рассматриваемую эпоху встречается четыре класса людей: 1) свободные люди, т. е. те, которые не знали над собою никакого начальника или патрона, которые с полною свободою распоряжались собою и своим имуществом, не имея никаких обязательных отношений к другому человеку; 2) ленники, верные, анструстионы и др., связанные сначала отношениями дружинника к предводителю, затем отношениями вассала к сюзерену, т. е. к человеку, которому они обязаны были службою взамен уступленных им земель или какого-либо другого дара; 3) вольноотпущенники; 4) рабы.

Были ли эти классы резко разграничены между собою? Люди, однажды вступившие в один из них, оставались ли в нем всегда? Взаимные отношения различных классов были ли хотя сколько-нибудь правильны, постоянны? Ничуть. Вы беспрестанно видите, как свободные люди оставляют свое положение, поступают к кому-нибудь на службу, получают какой-либо дар и переходят в класс ленников, а иные нисходят даже до степени рабов. С другой стороны, ленники стараются освободиться от своего патрона, сделаться независимыми и возвратиться в класс людей свободных. Повсюду движение, непрерывный переход из одного сословия в другое, общее замешательство, непрочность во взаимных отношениях общественных сословий. Ни один человек не остается в одном и том же положении, ни одно положение не остается неизменным.

То же самое относится к собственности. Вы знаете, что в то время существовала собственность аллодиальная, или вполне свободная, и собственность бенефициальная, или обремененная известными обязательствами в отношении к высшему лицу; вам известны объяснения, с помощью которых пытались подвести под точную и определенную систему собственность второго рода: утверждали, что сначала бенефиции давались на определенное число лет, потом пожизненно, и что наконец они сделались наследственными. Тщетные попытки: все эти способы владения существовали одновременно, друг подле друга; в одно и то же время встречаются бенефиции срочные, пожизненные, наследственные; одна и та же земля в несколько лет проходит через все эти различные состояния. В положении земель такое же отсутствие единства и прочности, как и в положении людей. Повсюду чувствуется трудный переход от бродячей жизни к оседлой, от личных отношений к вещественным, т. е. сложным личным и имущественным отношениям; в этом переходном периоде все смутно, индивидуально, беспорядочно.

В учреждениях та же неустойчивость, тот же хаос. Три системы учреждений существуют друг подле друга: королевская власть, аристократические учреждения, или взаимный патронат людей и земель, и свободные учреждения, т. е. совещательные собрания свободных людей. Ни одна из этих систем не владеет обществом, не преобладает над ним. Свободные учреждения существуют, но лица, имеющие право участвовать в собраниях, редко и неохотно собираются. Столь же беспорядочно отправление господского (сеньорального) суда. Королевская власть – самое простое, легко определяемое учреждение – не имеет никакого определенного характера, оно представляет смешение принципов избирательного и наследственного: иногда сын наследует отцу, иногда избирается один из членов семейства, иногда, наконец, избирательный принцип проявляется в своем простейшем, чистом виде – посредством избрания какого-нибудь дальнего родственника или даже чужеземца. Ни в одной системе не найдете вы прочности определенности; все учреждения, все общественные положения существуют одновременно, беспрестанно смешиваются между собою и изменяют друг друга.

В государствах господствует та же подвижность: они создаются и уничтожаются, соединяются и разъединяются. Нет ни границ, ни правительств, ни народов. Повсеместное смешение положений, принципов, фактов, рас, языков – такова варварская Европа.

В каких же пределах заключена эта странная эпоха? Начало ее отмечено весьма ясно – оно совпадает с падением Римской империи. Но где она оканчивается? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, откуда проистекал такой общественный строй, в чем состояли причины варварства. Мне кажется, что главных причин было две: одна материальная, внешняя, заключающаяся в ходе событий; другая – нравственная, внутренняя, зависевшая от природы самого человека.

Материальная причина – это продолжение переселения народов. Не следует думать, что нашествие варваров прекратилось в V веке. Римская империя пала, и на ее развалинах основались варварские государства, но этим еще не окончилось движение варварских народов. Оно продолжалось еще долго после падения империи; доказательства очевидны.

Уже первая династия франкских королей вынуждена вести постоянную войну по ту сторону Рейна: Клотарь, Дагобер беспрестанно предпринимают походы в Германию, борются с тюрингами, датчанами, саксами, занимавшими правый берег Рейна. Почему? Потому что все эти народы стремятся перейти через реку и захватить свою долю из остатков империи. Откуда происходят в то же время обширные вторжения в Италию франков, поселившихся в Галлии, особенно восточных франков? Они бросаются в Швейцарию, переходят Альпы, являются в Италии. Почему? Потому что с северо-востока их теснят иные народы. Походы их не простые набеги с целью грабежа – они вынуждены необходимостью; народ, тревожимый в своих владениях, идет искать счастия в другие страны. На арене исторического мира является новая германская нация и образует в Италии Лангобардское королевство. В Галлии переменяется франкская династия: Меровингам наследуют Карловинги; теперь признано, что эта перемена династии в сущности была не чем иным, как новым вторжением франков в Италию, движением народов, вследствие которого восточные франки вытеснили западных. Перемена совершилась; господствует вторая раса; Карл Великий действует против саксов точно так же, как Меровинги действовали против тюрингов: он в беспрерывной войне с этими зарейнскими народами. Кто теснит их к нему навстречу? Оботриты, вилькцы, сарабы, богемцы, все славянское племя, тяготеющее над германским и заставляющее его, в промежуток времени между VI и IX столетиями, отодвинуться далее на запад. Повсюду на северо-востоке движение народов продолжается и имеет решающее влияние на ход событий.