Мадлен дю Шатне - Жан Батист де Траверсе, министр флота Российского

Этот приказ имел трагические последствия: блестящий офицер, верный слуга России, друг Траверсе, был заключен под стражу и казнен. Отношения с Грузией обострились. Юный граф Эрнест д'Омон, племянник герцога Ришелье, служивший в полку под командованием графа Октава де Кенсонна, погиб при штурме крепости, возглавляя штурмовую колонну [168] О гибели в Грузии племянника Ришелье писал Траверсе — это опровергает сообщения некоторых историков, которые полагали, что граф д'Омон погиб на Дунае. . Одесса и Николаев погрузились в траур.

В Санкт-Петербурге возник план военных действий на юге Черного моря с высадкой в Синопе или в Самсуне, где располагались крупные турецкие верфи. В апреле 1807 г. адмирал де Траверсе получил пакет из министерства внутренних дел.

“ Господин маркиз, в дополнение к вашим действиям против Анапы, которые я всецело поддерживаю, не могли бы вы предпринять нечто подобное в Анатолии? Оборона в этих краях недостаточно надежная, не утихают смуты и недовольство: турок здесь легко можно было бы захватить врасплох.

Кочубей.

Как явствует из этого послания, Россия готова была нарушить мир с Турцией. Но адмирал де Траверсе считал, что место действия выбрано неудачно — слишком далеко и слишком рискованно. По его мнению, операция против Трапезунда была бы во всех отношениях удобнее: этот крупный турецкий порт расположен рядом с Грузией, а успех в этом районе упрочит влияние России на юго-востоке Черноморья.

Файар-Паша, после взятия Анапы в 1791 г. попавший в плен к русским и перешедший на их сторону, также утверждал, что жители Трапезунда примут русских с распростертыми объятиями. Бывший консул господин де Понтев был того же мнения.

Операцию готовили тщательно, командовать ею адмирал де Траверсе поручил контр-адмиралу Пустошкину. Эскадра состояла из тридцати трех судов, в том числе четырех транспортов для перевозки пехотных частей: двух с половиной тысяч солдат под командованием генерала Энгеля и трехсот тридцати спешенных казаков. Коней для них планировалось приобрести в Трапезунде. Вместе с эскадрой отправились также плотники, каретники, кузнецы, литейщики, не были забыты и материалы для строительства фортификаций. В экспедиции принимали участие также несколько чиновников: полковник Ангиели, которому заранее отдавался пост коменданта Трапезунда, бывший консул господин де Понтев — ему поручались дела по гражданской и дипломатической части, драгоман и другие.

Чтобы прокормить всех этих людей и животных, на суда погрузили огромное количество провизии и фуража: пшеницу, рожь, овес, ячмень и, разумеется, соль, самый важный товар. Для христиан-греков, проживающих в Трапезунде, везли оружие.

Траверсе вручил Пустошкину послание, написанное по-турецки и адресованное бею Трапезунда Шатиар-Оглы, где наряду с уверениями в дружбе, сообщалось о его назначении наместником Файар-Паши, который в это время находился в Санкт-Петербурге и получал там инструкции. Второе послание, по-гречески, предназначалось для местного архиепископа: ему обещали защиту и покровительство России, скорое освобождение всех греков от турецкого ярма и в качестве личного презента сан российского архиепископа [169] После того, как в XVII в. возник Московский патриархат, Россия взяла на себя обязательства по защите всех православных христиан, проживающих в Османской империи. Большую часть населения Трапезунда составляли греки. . Господин де Понтев для своего старого друга Шатиара также приготовил письмо, где говорилось, что “капитан-паша Траверсе” выступил в поход не для завоевания, а для обороны, и что жители Трапезунда (весьма важный пункт) получат право свободной торговли с Крымом.

Уже находясь в море, Пустошкин добавил к одобренному Траверсе посланию довольно далеко отклоняющееся от истины отступление о победах русских над Наполеоном.

Траверсе утвердил маршрут следования эскадры. В нем были учтены направления ветров и сделано все, чтобы не пробудить у турок ни малейшего подозрения. Идти надлежало вдоль северного побережья вплоть до Анапы и затем повернуть на юг. Маркиз вручил командиру эскадры план Трапезунда и памятные записки о Черном море и об Анатолии. Но Пустошкин сразу отклонился от намеченного курса и повел эскадру на юг, рискуя себя обнаружить, что и произошло. Эскадра встретилась с турецким сайком, но контр-адмирал не отдал приказа его преследовать. Переход, кроме того, удлинился за счет встречных ветров, которых удалось бы избежать, следуй эскадра намеченным ранее курсом. Пустошкин сделал все, чтобы провалить операцию.

Когда эскадра подошла к Трапезунду, на берег был отправлен офицер Файар-Паши с посланием для бея. Назад он не вернулся. Тогда для передачи послания Шатиар-Оглы и одновременно для разведки в порт направился бриг “Диана”, где находились сын де Понтева, хорошо знакомый со здешними местами, и юный брат графа де Рошшуар. Паша дал знать, что часть требований для него неприемлемы.

В этот момент стало окончательно ясно, что план, составленный Файар-Пашой и одобренный в Санкт-Петербурге, не имеет под собой никаких оснований. Эскадра начала готовиться к штурму, как и было предусмотрено на случай бесплодных переговоров с турками. У русских был значительный перевес в военной силе, и совершенно непонятно, что помешало Пустошкину его использовать. О неудавшемся штурме рассказывает один из офицеров эскадры:

«Если бы эскадра снялась с якоря в одиннадцать вечера, мы бы вошли на рейд еще до света и могли бы осуществить высадку под покровом ночи и до того, как поднимется волнение. Но этого сделано не было, и утром со “Старого сераля” ударили из трех пушек. “Ягудиил” и флагманский корабль открыли ответный огонь, целя в пушку, что находилась на старом минарете; часть стен обрушилась. Еще несколько залпов с кораблей эскадры, и на этом все закончилось. Эскадра была готова к бою, но в итоге ее шестьсот пушек спасовали перед пятью пушками неприятеля, которые к тому же больше не стреляли. Внезапно был отдан приказ сниматься с якоря и стало известно, что мы возвращаемся в Крым».

Узнав о возвращении эскадры в Севастополь, адмирал де Траверсе впал в ярость. Не было никаких причин для столь поспешного отступления Пустошкина. В Санкт-Петербурге, возлагавшем большие надежды на успех этой несложной и отлично подготовленной операции, также потребовали объяснений.

Ришелье, узнав о неудаче, писал Траверсе:

“ Я скорблю вместе с вами. Вся вина ложится на тех, кто не следовал вашим инструкциям. Никакого снисхождения к офицеру, который, как мне известно, ссылается в свое оправдание на недостаток сил. Если бы вас не было в Анапе, то вышло бы то же самое, и Пустошкин и тогда бы нашел тысячу причин для неудачи. Я пользуюсь случаем, чтобы засвидетельствовать вам мою верную и нерушимую дружбу” [170] D56, письмо 64. .