Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

Когда сытые, распаренные вкусной пищей и коньяками немцы выходили из-за стола, оказалось, что все самые знатные гости - генерал, уполномоченные Шютте и Шмидт, леди Гвендолен, Сахиб Джелял - обступили Мансурова, а вокруг них, выполняя едва приметные указания Аббаса Кули, кольцом стоят с карабинами на ремне через плечо контрабандисты с очень решительными физиономиями. Вышло так, что даже адъютант оберштандартенфюрера не сумел подойти к своему начальнику, чтобы получить необходимые распоряжения.

А тот, кто шел в сад рядом с полковником Беммом - Крейзе, при желании смог бы разобрать, что тот бормочет сквозь зубы.

- Заложник! Эксцеленц-заложник, - не без иронии усмехался он.

Не обращая внимания на немцев, толпившихся отдельными растерянными группами среди клумб, засаженных великолепными цветущими хорасанскими розами, полковник Гельмут Крейзе, позвякивая шпорами, быстро направился в конюшню отдать распоряжения своим людям.

Полковник Крейзе всегда предпочитал держаться теневой стороны. Полковник Крейзе любил тишину. Полковник Крейзе, наконец, был талантливым живописцем и не оставлял кистей и мольберта даже в пожилом возрасте. Но Крейзе любил нежные пастельные краски и тонкие акварели. Выйдя из конюшни, он облюбовал очень тенистый, очень живописный уголок на краю парка. Удивительно удобное место. Отсюда он мог видеть мраморную лестницу виллы, а с другой стороны - степь до подножия рыжих холмов. А степь полковнику Крейзе особенно не нравилась. И хотя внешне она по-прежнему жарилась под прямыми лучами беспощадного солнца и оставалась вроде безлюдной и пустынной, но опытный взгляд Крейзе - даже в свои шестьдесят лет полковник не потерял остроту зрения - вскоре определил, что степь живет напряженной, тревожной жизнью.

Степь выглядела мирно и приветливо и из окна покоя, отведенного для отдыха Мансурову. Ничто, казалось, не могло тревожить стороннего наблюдателя. Но степь очень не нравилась и Мансурову. Он вспоминал прошлые годы: вот так же степь была ровная, гладкая, словно тщательно выбритая щека, растянувшаяся на десятки километров вдаль. Но только зазевайся армейская разведка, закрой на минуту глаза дозорные, и откуда ни возьмись, словно мураши из муравейника, выплескиваются полчища враждебных, ощетинившихся иглами сабель всадников.

"Сюда один бы взвод из курбакинского эскадрона! Да и самого Курбаку сюда. Вышвырнул бы он всех их из дворца в тартарары".

Такие невеселые мысли приходили в голову Мансурову, когда он разглядывал степь из зеркального окна второго этажа мраморного дворца. В своей комнате он чувствовал себя под домашним арестом. Утешало одно: оберштандартенфюрер тоже чувствовал себя в противоположном крыле дворца не слишком уютно. По коридорам повсюду прохаживались, позвякивая амуницией, вооруженные до зубов люди Аббаса Кули.

Настроенные очень воинственно, они нет-нет и вступали в перебранку с вооруженными курдами - охраной Баге Багу. Мансуров успел узнать, что курды эти являлись наемниками Али Алескера и целиком ему подчинялись. Помимо официального уездного начальника в Юго-Восточном Иране существовало весьма самостоятельное "правительство", которое самолично возглавлял гранатогубый Али Алескер на правах феодального владетеля.

По слухам, он не подчинялся даже губернатору и до последнего времени считался лишь с британским консульством в Мешхеде. Сам консул Хамбер частенько наведывался в Баге Багу и устраивал какие-то таинственные совещания с вождями кочевых племен. Наезжали к Хамберу и туркменские калтаманы, в их числе Курбан Муххамед Сардар, вошедший в историю как Джунаидхан из афганского Герата. Но с началом войны и вступлением в Иран британских и советских воинских соединений такие совещания стали устраиваться реже и реже. Англичан в Баге Багу сменяли немцы.

От Мешхеда до Баге Багу и близко и далеко в одно и то же время. Близко потому, что на автомобиле, даже по очень плохой дороге, можно доехать за несколько часов. Далеко потому, что благословенное имение Али Алескера в глуши, вдали от большого тракта Мешхед - Фериме - Герат так хорошо укрыто горами, что его со стороны и не найдешь. Вышло так, что сюда никто из советской военной администрации до сих пор и не заглядывал. Нетрудно предположить, что и господин гранатогубый помещик принял меры, чтобы не привлекать ненужного внимания. Он держался тихо, незаметно, всячески проявляя свою лояльность. Он взял большие подряды у советского интендантства. Снабжал воинские части и гарнизон продовольствием и фуражом.

- Он, ляхшур, стервятник, - шепчет Аббас Кули. - Али Алескеровой голове самое место на железном колу. На той самой железке, на которой, по его приказанию, насаживают головы недовольных его батраков - абассов и алиев. Долго здесь не разговаривают, сразу же дают возможность полюбоваться с высоты горами и небом. Когда пришли в Иран русские, многие аллемани, благодаря попустительству чиновников, укрылись в здешних местах. Тут в каждой долине, в каждой пещере фашисты кишат как муравьи. Да вы, горбан Алеша, и сами их видели и в караван-сараях, и в гостинице, и в селениях. Чего они тут делают? Им предписано было убраться. Выехать в Турцию. А они, тут их тысячи две-три, сюда побежали. Ждут чего-то. Вот вы повернули обратно из Кешефруда. А хотите, я показал бы вам один любопытный склад в горах. Там даже пулеметы спрятаны.

- Что же вы, раньше не могли сказать? - Мансуров оторвался от созерцания гор и степи и резко повернулся к контрабандисту.

- А я думал, что вы заняты другим, - хитро сощурив свои глаза, расплылся в улыбке Аббас Кули.

- И чьи те склады?

- Аллемани, фашистов.

- В одном дне пути от советской границы! Здорово! И вы думаете, почтеннейший Аббас Кули, друг мой, что эти ваши аллемани, то есть фашисты, так и подпустили бы меня полюбоваться этими складами? Или там все лежит так, на божье соизволение?

- Зачем? Там всяких пастухов, чабанов, чайханщиков, садовников... и все с маузерами и с пистолетами... полно, нам-то это доподлинно известно. Туда не подступись. Мы на то и кочакчи, чтобы знать, где в горах и степи что лежит и как добраться до этого "что".

- И вы все знаете и не сообщите в Мешхед?

- А что нам, людям степи и гор? Нам, что персы-губернаторы, что английский консул, что аллемани - все едино.

- Ну, а если бы мы поехали в горы, к тому складу, что бы сказали аллемани?

- А ничего не сказали бы. Я своим кочакчам только бы мигнул. Нам, кочакчам, конечно, пулеметы ни к чему, а вот маузеры, да карабины, да патроны... Ох как нам патроны пригодились бы! А для вас, горбан Алеша, мы бы уж постарались, чтобы все без шума.

Он поцокал языком, показывая, как бы он и его контрабандисты постарались бы. В горах и долинах аллемани - немцы, начиная с 1939 года, устроили немало баз и складов оружия. Местные власти были подкуплены. Английские резиденты смотрели на фашистских резидентов сквозь пальцы, не зная, как повернутся дальнейшие события, и признавая в фашистах возможных своих союзников. Сюда беспрепятственно доставлялось немецкое оружие. Военный груз шел в ящиках с надписью "машинные части". Под маркой "машинное оборудование" отлично укрывались пистолеты и винтовки. Патроны были упакованы в коробки из-под пирамидона и гигроскопической ваты. Около одиннадцати тысяч тонн разобранных противотанковых пушек и полевых орудий маскировались под видом сельскохозяйственных машин. Получатель в Иране германская фирма "Шлюттер" возглавлялась до 1941 года открыто генералом Траппе, а когда ему предложили покинуть пределы страны, он оформил доверенность на получение грузов господину негоцианту Али Алескеру и некоему Фирузхану, который скоро оказался на высоком посту. Господин чиновник и прибыл на совещание в Баге Багу, очевидно, чтобы проверить продвижение караванов с ящиками "машинного оборудования" и медикаментов. Была и другая цель. Близ пограничного Серахса производились земляные работы, на которых было занято до тридцати тысяч землекопов. Сносились целые холмы, засыпались долины и саи, выравнивалась огромная площадь под посадочную площадку для тяжелых самолетов.