Вадим Кожинов - От Византии до Орды. История Руси и русского Слова

Христианское „посольство“ святых Кирилла и Мефодия к хазарскому кагану, а затем к русскому князю целиком и полностью „соответствует“ тогдашнему положению вещей и замечательно проясняет всю ситуацию. Вместе с тем не приходится сомневаться, что Каганат впоследствии вновь совершил нападение на Русь и в той или иной мере „подавил“ христианство в Киеве (достоверно известно, например, что в 932 году Каганат заставил отказаться от христианства алан). Это привело и к возобновлению атак Руси на христианскую Византию.

Давно уже уяснено, скажем, что поход Руси на Константинополь, совершившийся через восемь десятилетий, в 941 году, был „выступлением… направленным хазарами“ и даже был непосредственно „организован с ведома и при сочувствии хазар“ [349] Артамонов М. И. , цит. соч., с. 375. , хотя избранное М. И. Артамоновым слово „сочувствие“ слишком „мягкое“ определение. Вернее высказался об этом походе другой историк, Ю. Д. Бруцкус, отметив, что он был совершен „по наущению хазарского царя“ [350] Бруцкус Ю. Д. Письмо хазарского еврея от Х века. — Берлин, 1924, с. 23. . При этом важно иметь в виду, что сей историк всячески „идеализировал“ Каганат, без каких-либо доказательств утверждая, что последний создал немало „культурных ценностей“ (с. 3) и подготовил-де „к государственной жизни те южные области, из которых в X веке русские дружины сколотили (!) Киевское великое княжество“ (с. 19).

Ю. Д. Бруцкус только сетует, что „внутренние связи этого пестрого государства (Каганата. — В. К. ), в котором насчитывалось 25 подчиненных народов [351] Это указанное царем Иосифом количество, в котором учтены в качестве отдельных народов подвластные Каганату русские племена (вятичи, северяне и др.), вполне достоверно; его, в частности, называет и арабский путешественник Ибн-Фадлан, побывавший в 922 г. в волжской Булгарии. , были очень слабы вследствие немногочисленности основной культурной народности, окруженной варварскими племенами“ (с. 15).

Тот факт, что в походе 941 года (предпринятом — согласно его собственному слову — „по наущению“ этой самой „культурной народности“) византийских христиан, как сообщает „Повесть временных лет“, „одних распинали, в других же, расстанавливая как мишени, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в макушки голов“, Ю. Д. Бруцкуса почему-то не смущает…

Но решительно не соглашаясь с „оценками“, которые дает этот историк Хазарскому каганату, следует признать верность целого ряда рассуждений, содержащихся в его работе. Так, он вполне обоснованно говорит о „долголетней борьбе между хазарами и русскими, тянувшейся в течение целого столетия от взятия Киева Аскольдом около 830 года до разрушения Белой Вежи (Саркела) Святославом в 963 году… эта борьба составляет основной фон (точнее — ход. — В. К. ) всей начальной истории Киевской Руси“ (с. 18); даже „в сороковых и пятидесятых годах X века хазарское царство еще было очень сильно, простиралось от Оки и Волги до Кавказского хребта и Крымского побережья и успешно выдерживало натиск… славяно-русов“ (с. 30).

И прямым отражением, доказывает Ю. Д. Бруцкус, „упорной борьбы, которая велась с переменным счастьем между варяго-руссами и иудео-хазарами в южных степях, являются… известные былины о борьбе Ильи Муромца с Жидовином-богатырем, пришедшим из земли Жидовской в „степи Цецарские“ под „горою Сорочинскою“… Рассказ хазарского еврея о расправе детей Израиля над русскими дружинниками в земле Цесарской (византийской) у крепости Шуршунской (то есть Херсонесской. — В. К. ) может объяснить нам и былинные названия „степей Цецарских“ и „горы Сорочинской“, где Жидовин напал на Добрыню Никитича“ (с. 44).

Это узкое приурочивание былины к сражениям в Крыму на рубеже 930–940-х годов не очень убедительно, ибо эпос „отражает“ скорее целую эпоху, нежели отдельные события. Но так или иначе в этой былине открыто и недвусмысленно запечатлена борьба Руси с Хазарским каганатом.

До самого последнего времени былины, как правило, изучались не в качестве исторического источника в подлинном смысле этого слова; они представали в работах, затрагивающих проблему „историзма“ былин, главным образом или даже только как своего рода поэтический „комментарий“ к сведениям летописи, — хотя едва ли не большинство серьезных исследователей русского эпоса пришло к выводу, что былины создавались раньше , чем летопись, и, следовательно, их надо изучать как самостоятельный и, в частности, более древний исторический источник.

Нельзя не сослаться здесь на недавнюю работу историка-источниковеда, в которой сообщается, что „последние годы отмечены особым интересом к новой отрасли знания, условно названной устной историей (oral history)… В 70-е годы во многих странах произошла институционализация (проще будет сказать — узаконение. — В. К. ) устной истории в качестве самостоятельной ветви исторической науки… Устная история… и писаная история… — две последовательные стадии развития исторических знаний… Устная история в форме эпоса, сказаний, легенд, генеалогий явилась самой ранней формой исторического сознания… Основной формой устной исторической традиции на Руси, как известно, являлись былины“ [352] Урсу Д. П. Методологические проблемы устной истории. — в кн.: Источниковедение отечественной истории. — М., 1989, с. 3, 5, 6 (разрядка моя. — В. К. ). и т. д.

Однако, повторю, до сего времени былины изучаются, в сущности, вовсе не как наиболее ранний и потому, в частности, вполне „самостоятельный“ исторический источник, а как некое „приложение“ к летописям; в былинах обычно стремятся „отыскать“ то, о чем сообщает более поздний источник — „Повесть временных лет“. И для таких „находок“ оказывается, например, вполне достаточным совпадение имен былинных и летописных персонажей (как будто одно и то же имя не могло носить множество людей, живших в самые разные времена!). Остается надеяться, что былины начнут, наконец, изучать как более ранний, нежели летописи, и совершенно самостоятельный источник.

И именно с этой точки зрения обратимся к былине об Илье Муромце и Жидовине.

Очень характерно, что Ю. Д. Бруцкус, упоминая об изображенном в былине поражении Добрыни, умалчивает о последующей, воспетой в этой самой былине победе Ильи Муромца над Жидовином. Но прежде чем говорить о былине как таковой, нельзя не отметить, что это поистине гениальное произведение, записанное еще в 1840-х годах в Архангельской губернии, подверглось после 1917 года своего рода изгнанию: несмотря на то, что различные сборники былин издавались в 1930–1950-х годах десятки раз, впервые в послереволюционное время это творение появилось в печати только в 1958 году, в составленной А. М. Астаховой научной антологии „Илья Муромец“ (здесь было бы просто неприлично „опустить“ эту былину), изданной малым, десятитысячным тиражом.