Ян Гросс - Соседи. История уничтожения еврейского местечка

…Пишу эти строки осторожно, взвешиваю слова, повторяя за Монтескье: «Благодаря природе, я — человек, благодаря случаю, я — француз». Так и я: благодаря случаю — поляк с еврейскими корнями. Почти всю мою семью поглотил Холокост, мои близкие могли погибнуть в Едвабне. Некоторые из них были коммунистами или родственниками коммунистов, некоторые были ремесленниками, торговцами, может, и раввинами. Но все были евреями. Своей вины перед теми погибшими не чувствую — чувствую ответственность. Не за то, что их убили, — этого предотвратить я не мог. А за то, что после смерти их убили второй раз, — по-человечески не похоронили, не оплакали, не раскрыли правду об этом позорном преступлении, но разрешили десятилетиями обманывать. И это уже моя вина. Не хватило воображения, времени, из-за своего оппортунизма и духовного лентяйства не задал себе некоторых вопросов, не искал ответов. Почему? Ведь принадлежал к тем, кто активно включился в раскрытие правды о преступлении в Катыни, добивался познания истины о сталинских процессах, о жертвах коммунистическою репрессивного аппарата. Почему же не искал правды об уничтоженных в Едвабне евреях? Быть может, подсознательно боялся ее?

А ведь дикая толпа в Едвабне не была одинокой. Во всех странах, порабощенных после 1939 года Советским Союзом, летом и осенью 1941 года происходили жуткие преступления против евреев. Они погибали от рук соседей — литовских, латышских, эстонских, украинских, российских, белорусских. Думаю, пришло время узнать, наконец, всю правду об этих кошмарных событиях. Пишу эти слова и снова ощущаю специфическую шизофрению: я — поляк, а мой стыд за преступление в Едвабне — это польский стыд. При этом знаю, что, окажись сам тогда в Едвабне, был бы убит как еврей.

Так кто же, наконец, я, пишущий эти слова? Благодаря природе, я — человек, отвечающий перед другими людьми за то, что сделал и чего не сделал. Благодаря моему выбору, я — поляк и отвечаю перед всем миром за то зло, которое сотворили мои соотечественники. Делаю это осознанно, по наказу собственной совести.

Но одновременно пишу все это как еврей, ощущающий глубокое братство с теми, кого убивали тогда как евреев. Именно исходя из этого должен заявить: тот, кто пытается вырвать преступление в Едвабне из контекста эпохи и построить на нем некое обобщение; тот, кто утверждает, что так вели себя только поляки, и все поляки, — тот насаждает ложь такую же мерзкую, как и многолетнее вранье о преступлении в Едвабне.

Печатается с разрешения редакции «Общей газеты».

Восьмого января 1949 года в Мазовии, в городке Едвабне, расположенном в 19 километрах от Ломжи, Управление общественной безопасности задержало пятнадцать мужчин [1] В контрольно-следственных материалах этого дела, находящихся в Управлении общественной безопасности в Ломже, сохранился «Рапорт о ликвидации» от 24 января 1949 года, в котором в первом пункте описано «прохождение акции ликвидации». Мы узнаем, что 8 января в Едвабне арестовано 15 человек, в то время как «семь человек не были арестованы, поскольку они скрываются в неустановленных местах». В очередном документе от 24 марта 1949 года мы находим информацию для прокурора Окружного суда в Ломже о поисках нескольких человек, связанных с этим делом — в том числе бывшего бургомистра Кароляка, братьев Боравских и некоторых других, которые, как утверждается в рапорте, уже умерли. Контрольно-следственные акты Управления общественной безопасности в настоящее время хранятся в архиве в Белостоке (УОБ). ( Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, — примеч. автора. ) . Среди арестованных, главным образом малоземельных крестьян и сельскохозяйственных рабочих, оказались также двое сапожников, каменщик, столяр, часовщик, двое слесарей, почтальон, бывший рассыльный магистрата и агент по скупке яиц; среди них были отцы семейств с многочисленным потомством (у одного семеро детей, у других четверо, еще у нескольких по двое) и одинокие люди; младшему из них было 27 лет, старшему 64. В общем, такие совсем обычные люди [2] Я употребляю этот оборот с отсылкой к фундаментальному исследованию Кристофера Браунинга «Ordinary Men: Reserve Police Batalion 101 and the Final Solution in Poland». New York, Harper and Collins, 1992. .

Городок, в котором тогда насчитывалось около двух тысяч жителей, очевидно, был взбудоражен происшествием [3] Издававшийся с помощью ксерокса «Глос Едвабнего» в июньском номере 1986 года дает сведения, что в 1949 году город «вместе с предместьями Кайетаново, Коссаки, Бички насчитывал 2150 жителей». , однако широкая общественность узнала об этом деле на четыре месяца позже, когда 16 и 17 мая в Окружном суде в Ломже состоялся процесс над Болеславом Рамотовским и еще 21 обвиняемым по этому же делу. В первой фразе обоснования обвинительного акта можно прочесть следующее: «Еврейский исторический институт в Польше прислал в Министерство юстиции (прокурорский надзор) доказательный материал, касающийся преступной деятельности, а именно убийства лиц еврейской национальности жителями Едвабне, основанный на показаниях свидетеля Шмуля Васерштайна который видел еврейский погром» [4] Цитаты взяты из актов двух дел, хранящихся в архиве Главной комиссии (GK) изучения преступлений против польского народа: дела Болеслава Рамотовского и его товарищей, хранящимся под шифром SOŁ 123, и дела Юзефа Собуты, также касающегося обстоятельств убийства едвабненских евреев, которое хранится под шифром SWB 145. В томе дела страницы пронумерованы вручную. Цитированная фраза находится в GK, SOŁ 123 на странице номер 3 (GK, SOŁ 123/3). Я хотел бы поблагодарить профессора Анджея Пачковского, с помощью которого получил доступ в архивы Главной комиссии в то время, когда они практически были закрыты в связи с передачей материалов в только что созданный Институт национальной памяти. Я также должен поблагодарить работников лаборатории Института новейшей политической истории профессора Пачковского в Польской академии наук за прекрасную дискуссию во время встречи, на которой я впервые излагал выводы своих исследований. (Автор приводит цитаты с сохранением орфографии, что невозможно передать в переводе, но стиль свидетельств и показаний максимально сохранен. — Примеч. перев. ) .