Владимир Игнатов - Доносчики в истории России и СССР

30 июня 1933 г. Показание обвиняемого Кожевникова В. А.

«Об окончании следствия по моему делу мне объявлено. Виновным себя в предъявленном мне обвинении — раскрытие себя как секретного работника органов ОГПУ, невыполнение даваемых мне ГПУ поручений и не сообщение в ГПУ известных мне фактов, а/с деятельности я признаю. Делал я это по той причине, что недооценивал важность и секретность этой работы. Дальше показать ничего не могу, протокол составлен, верно, прочитан мне, в чем подписуюсь. Допросил уполномоченный Николаев».

4.IX.33 г. «Характеристика на спецосведомителя по духовенству “Вишерец”. Священник тихоновской ориентации, образование — духовная семинария, крайне начитанный и развит, 61 год.

Служитель религиозного культа с 1898 г. В 1919 г. эмигрировал с белыми в Сибирь, возвратился в 1927. В 1929 г. отбыл 4 месяца заключения по 59—12 ст. УК. Завербован 9 июня 1928 г. По 1931 год — неценные донесения. С 1931 г. систематически избегал и в редких случаях давал явно наглые дезинформирующие сведения. В 1928 г. расконспирировал себя и, несмотря на повторный инструктаж, вторично расконспирировался в 1932 году, причем путем клятвы добился расшифровки перед ним другого спецосведома. Очень влиятелен в кругах духовенства и б[ывших] людей. Репрессирован как руководитель к. р. группировки. Уполн. СПО/ Николаев/. Вр. нач. СПО /Бураго/».

(Священник Кожевников В.А. за «расшифровку» был «осужден на срок предварительного заключения». После освобождения короткое время был священником церкви в с. Орел. Вновь был арестован 8.9.1937 г. Расстрелян 14.11.1937 г. по решению «тройки» при УНКВД Свердловской области.)

Из материалов дела на священника Коняева М.М.

28 октября 1932 г. Письмо в «Г.О.П.Е.У».

«В дальнейшем от работы с органами Г.О.П.Е.У. отказываюсь, считаю помощь Г.О.П.Е.У. не нужн[а] и помогать не хочу. Данную мною подписку ранее выполнять отказываюсь, зная об ответственности коллегии Г.О.П.Е.У, в чем и подписуюсь. “Верующий” [агентурное имя]».

8 июня 1933 г. Из протокола допроса обвиняемого Коняева М.М. «Факт моего раскрытия себя как секретного работника в органах ОГПУ действительно имеет место. В октябре 1932 г. я отказался от секретной работы в органах ОГПУ о чем даю письменное заявление, что не желаю помогать органам ОГПУ ибо не считаю это нужным. После этого в одну из церковных служб, будучи наедине со священником Кожевниковым В.А., я ему рассказал, что я секретно работал в ОГПУ, давал разные сведения, но решил по слабости здоровья бросить эту работу, о чем уже подал заявление. Больше никакого разговора не было, но я его просил оставить это мое сообщение в секрете. Вину свою в этом преступлении я признаю. Через некоторое время Кожевников меня попросил отслужить без него службу, так как его вызывают в ОГПУ, а возвратившись оттуда, он говорил, что его там долго держали, но по какому вопросу он не сказал. Хочу добавить, что мой рассказ Кожевникову о моей секретной работе в ОГПУ был вызван им самим. Он откуда-то узнал, что я ходил в ОГПУ, пристал ко мне. “Зачем Вы ходили?” Добавил к этому: “Между нами не должно быть тайны, вот здесь мы с Вами в алтаре — это гарантия, что я никому не передам о нашем разговоре”. И после этого я рассказал ему вышеуказанное мною. Виноват я и в том, что даже несмотря на просьбы уполномоченного ОГПУ, до ноября 1932 г. (когда я написал заявление об отказе от секретного работника), я не сообщал известных мне фактов преступных действий ряда лиц, в частности: о сопротивлении церковного совета и актива общины в вопросе передачи церкви горсовету, собирании дутых подписей (от сельских и др. не членов общины), за отстаивание церкви и организации дежурств при церкви для оказания сопротивления при закрытии церкви. Больше показать ничего не могу, протокол верен прочитан мне, в чем и подписуюсь».

30 июня 1933 г. Из показания обвиняемого Коняева М.М.

«Об окончании следствия по моему делу мне объявлено. Виновным себя в предъявленном мне обвинении — нарушении-невыполнении данной мной подписки органам ОГПУ, как секретным работником ГПУ и раскрытии себя как секретного] /работника ряду лиц — признаю. Протокол зачитан мне, составлен верно, в чем и расписуюсь».

1933 г. «Характеристика на спецосведома по духовенству “Верующий”».

Священник — благочинный тихоновской ориентации. Образование — двухклассное училище, 56 лет, служащий религиозного культа с 1909 года. Завербован 8 октября 1927 г., за исключением биографических данных и материалов справочного характера ничего не давал. Имея большой авторитет среди местного духовенства, и состоя в конфиденциальной переписке с епископом, скрывал от органов ОГПУ известные ему, а/с действия.

За последние два года от явок уклонялся с явной целью расконспирировать ее [т.е. работу], что, в конце концов, и сделал — раскрыв свою работу в органах ОГПУ ряду лиц. В октябре 1932 г. в категорической форме от сотрудничества с органами ОГПУ отказался, дав письменную подписку, репрессирован как руководитель к. р. Организации».

(Священник Коняев М.М. арестован 14.IV. 1933 г., 29.Х. 1933 — осужден к трем годам ссылки. Дальнейшая его судьба неизвестна.) Из материалов дела на Одинцову У.М.

28 июня 1933 г. Из показания обвиняемой Одинцовой У.М.

«В конце 1931 г., будучи освобожденной из-под стражи (привлекалась за хранение 30 или 40 р[ублей] серебра), я дала Березников[скому] ГПУ подписку, что буду сообщать в ГПУ о всех мне известных фактах а/с агитации и деятельности монашек и духовенства. В продолжение 1932 г. при моих свиданиях с уполн. ГПУ я не сообщала о ряде известных мне фактов, а/с деятельности, а в 1933 г., несмотря на вызовы, совсем не являлась. Признаюсь, что, как я уже показала в предыд. показаниях, я не сообщала в ГПУ о том, что в ограде церкви собирались люди охранять храм, т.е. факт возбуждения религ. населения, о том, что в церкви был организован сбор подписей за не отдачу церкви, что ходатайства писались б/гор[одским] головой Колесниковым, что священник Коняев ведет а/с агитацию. Также не сообщила, что в церк. совете свящ. Коняева подозревали в службе в ГПУ, так как одна из женщин (мне неизвестных) мне передавала, что она видела, как Коняев заходил в ГПУ, а я об этом сказала другим. Также и Коняеву самому сказала, что о нем говорят. И тут же сообщила ему, что и сама уже два раза была в ГПУ, но зачем я там была, я ему не говорила. Виновной себя в предъявленном мне обвинении — в нарушении и невыполнении данной мной органами ОГПУ подписки, раскрытии этой тайны и не сообщении известных мне фактов, а/с деятельности — признаю. Больше показать ничего не могу, протокол составлен, верно, прочитан мне, в чем и подпи-суюсь. 1933 г.». «Характеристика на спецосведома по духовенству “Ануфриева” [агентурная фамилия]. Сторожиха церкви, б[ывшая] монашка, малограмотная по образованию, но крайне толковая, — пользовалась церковью по разным покупкам свеч, крестиков и т.д. Неоднократно ездила в Москву — лично виделась с патриархом, 51 года. Завербована в декабре 1931 года при освобождении из-под стражи (сдала 40 руб. серебра). В работе себя не проявила, от явок уклонялась, не сообщая о ряде а. с. действий духовенства и монашек. Репрессирована как активный член кр. группировки» {126} .