Владимир Игнатов - Доносчики в истории России и СССР

грн

Даю настоящее обязательство Начальнику

в том, что обязуюсь давать сведения согласно

поручениям, которые будут мне даны. По полученным заданиям буду давать беспристрастно сведения. Обязуюсь сохранить в строжайшей тайне о том, что я нахожусь секретным информатором Волмилиции и никого не посвящать в свою работу, хотя бы это и угрожало моей жизни. Обязуюсь доносить обо всех замеченных мною подозрительных лицах, ворах, бандитах, шпионах, самогонщиках и других преступниках, если что-либо будет замечено, а также доносить обо всех командировках или перемещениях места жительства и занятий, как самого себя, так и находящихся под моим наблюдением лиц. Знаю, что за нарушение и разглашение вышеизложенного подлежу к строжайшей ответственности по суду по ст. 137—1 ст. ч. 1-я УК.

Настоящее обязательство даю собственноручно, добровольно и без всякого на то побуждения с чьей бы то ни было стороны.

(личная подпись лица дающего настоящее обязательство).

Для сохранения конспирации на сводках буду подписываться кличкой: Подпись кличкой:

“ “ 1925 г.».

Биографические данные осведомителей находились в их личных делах «Литера А» (агентура), а их донесения подшивались в их рабочие дела под «Литером Б», в которых осведомители фигурировали только под псевдонимами.

Судя по ежемесячным сводкам уездных и волостных милиций Череповецкой губернии за 1925—1927 годы, осведомительская сеть волмилиции работала весьма успешно. Решающую роль в раскрытии многих преступлений играла информация, поступающая от разветвленной сети осведомителей.

В 20-е годы в органах милиции началась более глубокая «специализация» осведомителей. Агентуру в отделах уголовного розыска стали ориентировать на раскрытие бандитизма и других уголовных преступлений, а в созданных отделах по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) — на предотвращение и раскрытие экономических преступлений.

Прежде чем перейти к рассмотрению вопроса по существу, хотелось бы уточнить понятие термина «Большой террор». Историки хрущевской и последующих эпох называют Большим террором сталинские чистки 1937—1938 годов. Автор разделяет точку зрения, что Большой террор начался в 1918 году и продолжался, то затухая, то вновь вспыхивая ярким пламенем, до конца 1939 года, когда массовые репрессии сменились выборочными. Разве, когда тухачевские, якиры и иже с ними заливали кровью целые губернии, бомбили тамбовские деревни и применяли против своего народа отравляющие газы, был не Большой террор? А когда тысячами убивали матросов, приведших большевиков к власти, и залили матросской кровью Кронштадт, это не было Большим террором? На наш взгляд, пик Большого террора пришелся на годы коллективизации и «уничтожения кулака как класса», приведшие к Великому Голоду и гибели миллионов людей. Сталинские чистки 1937—1938 годов историки коммунистической эпохи считают пиком Большого террора лишь потому, что в это время наряду с рядовыми гражданами в руки палачей попали многие коммунисты, а террор обрушился на головы старых большевиков и коммунистических вожаков, что стало его апофеозом. Убийства сталинскими палачами «борцов за народное счастье», «более ценных», чем миллионы погибших из-за коллективизации крестьян, и стали решающим фактором для коммунистических историков при определении понятия «Большой террор». Это интересная, до конца не исследованная тема, но мы не будем на ней останавливаться, а будем решать свои задачи. Нас интересует такое «орудие» террора, как донос — предшественник допросов, пыток и пуль из наганов палачей.

«Подавать сигналы наверх» и повышать бдительность задолго до 1937 года призывал вождь. Выступая 13 апреля 1928 года накануне коллективизации и «уничтожения кулака как класса» перед активом Московской партийной организации, Сталин увязал неудачи в экономике с наличием в стране внутренних врагов и в первую очередь «капиталистических элементов» деревни — кулаков, а также с происками агентов империализма. Для успешного продвижения вперед генсек предложил широко развивать в обществе, особенно в рабочей среде, критику и самокритику. Он заявил: «…если критика содержит хотя бы 5—10 процентов правды, то и такую критику надо приветствовать, выслушать внимательно и учесть здоровое зерно. В противном случае… пришлось бы закрыть рот всем тем сотням и тысячам преданных делу Советов людей, которые недостаточно еще искушены в своей критической работе, но устами которых говорит сама правда».

В июле 1928 года на пленуме ЦК ВКП (б) Сталиным была озвучена концепция «усиления классовой борьбы по мере завершения строительства социализма» и вновь прозвучали призывы к бдительности и разоблачению врагов. И партия отреагировала на призывы вождя. Правящая партийно-государственная верхушка стала усиленно культивировать и насаждать институт доносительства. Мощный пропагандистский аппарат дурманил людей ядом взаимной подозрительности и человеконенавистничества. Потоком хлынули статьи в газетах, книги, спектакли, кинофильмы с вредителями, диверсантами, шпионами и нарушителями границ.

Сталинской премии первой степени за пьесу «Любовь Яровая» был удостоен писатель и драматург Константин Тренев. В пьесе муж и жена оказались по разные стороны баррикад. Яровую, искавшую в белогвардейском штабе секретные документы, схватили. Ее муж офицер Яровой спас жену, объяснив ее действия ревностью супруги, ищущей повсюду любовную переписку. Когда же в город пришли красные, Любовь выдает мужа, пытавшегося скрыться в чужой одежде, «товарищам», а когда его арестовывают, «со стоном отворачивается от него». После слов комиссара, который называет Яровую верным товарищем, она отвечает: «Я только с нынешнего дня верный товарищ». Пьеса долгое время ставилась во многих театрах страны. Был снят одноименный фильм, героиня которого должна была стать образцом подражания для советских людей.

В поэзии «соответствующими моменту» считались произведения, подобные стихотворению «ТВС» Эдуарда Багрицкого (Дзюбина):