Андрей Лебедев - Яволь, пан Обама! Американское сало

— Это метромост, а там острова, любимая зона отдыха киевлян.

— А там?

— Киево-Печерская лавра.

— Откуда христианство по Руси пошло?

— Типа того. Я в религии не очень разбираюсь.

— А высокая дама со щитом и мечом, это Родина-мать?

— Ну да. Поставили еще при Брежневе к тридцатилетию Победы, когда Украина входила в СССР.

— Понятно. А теперь сносить не собираетесь? Как болгары солдата Алешу или как эстонцы памятник на Тынисмяги?

— Нет, не собираемся, мы же вместе ту победу одержали.

— А это что?

— Где?

— Ну это, красно-коричневое!

— А! Так это университет киевский, где, кстати, Булгаков учился, тот, что «Мастера и Маргариту» написал.

— А почему такого цвета?

— Кто?

— Университет.

— Потому что так покрасили.

Алла звонко рассмеялась. Она и пленила Козака своим смехом. И ему хотелось, чтобы девушка смеялась еще и еще.

— Вот ты про университет говоришь… — Он автоматически перешел на «ты». — Удивляешься, что так чудно университет покрасили. Когда я учился в военном училище, ходил такой анекдот, тогда вообще была мода на абстрактные анекдоты…

— А в каком военном училище ты учился?

— Это сейчас не важно.

— Не хочешь говорить?

— Скажу, ты слушай пока анекдот.

— Нет, ты сперва скажи, какое училище оканчивал? Это что? Тайна?

— Омское высшее училище КГБ СССР, устраивает?

— Вполне.

— Теперь можно анекдот?

— Давай.

— В общем, курсанта спрашивают, что такое: зеленое, соленое, висит на стенке и пищит.

— Ну?

— Ответ — селедка!

— А почему зеленое?

— Потому что покрасили.

— А, поняла! — снова расхохоталась Алла. — Вот уж и правда кстати анекдот!

— Ты не дослушала, почему висит на стенке и пищит.

— Ну, почему?

— Потому что прибили гвоздиками к стенке.

— А почему пищит?

— А потому что ее крепко обнимают. — Козак крепко обнял Аллу.

Когда вертолет садился на площадке в Борисполе, Николай и Алла уже целовались, словно студенты, что по весне слиняли с занятий.

— Хочу с тобой видеться, — не отпуская ее руку, попросил Николай.

— Звони, — кивнула Алла.

Сигари «Пуерто-Ріко» і справжня «Гаванна» в магазинах «Доміникана». Будь чоловіком — пали сигару [7] Сигары «Пуэрто-Рико» и настоящие сигары «Гавана» в магазине «Доминикана». Будь мужчиной — закури сигару! .

— МИД Украины сообщил, что в августе 2004 года планируется официальный визит министра обороны США Д. Рамсфельда в Украину.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

— Вот, Дружинин Евгений Васильевич.

— С какой целью следуете в Украину?

— Бизнес.

— Счастливого пути.

Дружинин прошагал в накопитель и уже хотел присесть и полистать свежий номер «Коммерсанта», как увидел до боли знакомую спину. Эту спину ни с какой другой спиной Евгений спутать не мог. Два года в строю за нею вышагивал.

— Павло!

Да, это действительно оказался Павло Ксендзюк. Они обнялись.

— Ты хде? — с мягким хохляцким «г» поинтересовался Ксендзюк и, не дожидаясь ответа, стал излагать свою биографию. — А я теперь в Торонто, у Канаде, маю хату, три кары, пять чылдренят.

— Давно не видались, — слегка отстраняясь, улыбнулся Дружинин.

— Ага, с самого Душанбе, как нас расформировали после вывода, — почти перешел на русский Павло.

Павло. Его командир взвода прапорщик Ксендзюк. Афганский хохол, как все звали его тогда в Баграме и в Кандагаре.

— Я ж при Горбаче запаковался — упаковался весь, — блеснул дентальной жемчужностью американской стоматологии Павло. — Кому война, а кому мать родна! Ты ж понимаешь.

— Понимаю, — улыбнулся в ответ Дружинин. — А что теперь там?

— Там? — Ксендзюк вздохнул. — А там бизнес у меня, жрачка, сальце-шмальце, ты ж понимаешь, хохол без склада, где тушенка, — не хохол!

Добродушно посмеявшись, прошли в буфет.

— Виски, водку? — поинтересовался Дружинин.

— Не, я у Канаде на бурбон перешел, — покачал головой Ксендзюк. — Та же наша украиньска горилка, только з кукурузы!

— Два «Джим Бима», — сказал бармену Евгений.

— Ага, — кивнул Ксендзюк.

Он буркнул что-то насчет нигде не принимаемых канадских долларов и золотой «визы» Чейз-Манхэттен банка, которую тоже не везде принимают «тут в Крыму», предложил пить «на счет старого афганского дружбана Дружинина».

— Я года три назад кого-то из наших встречал, мне сказали, у тебя сын есть, Василек, как он? — после второго «Джим Бима» поинтересовался Ксендзюк.

— Да вырос уже, — вздохнул Дружинин. — Тоже бизнесом занимается.

— Каким бизнесом? — почти с профессиональным американским интересом спросил Ксендзюк.

— Рок— и поп-группы украинские в Москву возит, вроде пиар-менеджера у них там, — невесело ответил Дружинин.

— Что? Дела не очень чтобы очень? — хмыкнул Ксендзюк.

— Да чем бы дитятко ни маялось, лишь бы не плакало. — Евгений запросил у бармена по третьему «Джим Биму» и предложил выпить за Афган и за пацанов, что прилетели оттуда в Союз «черными тюльпанами».

Выпили не чокаясь.

— Слышь, братан, — обратился вдруг к бармену Ксендзюк, — сделай-ка телевизор погромче, что-то там интересное и кстати кажут.

По телевизору действительно, как по заказу, шел безмолвный репортаж. Показывали транспортные самолеты, какие-то гробы, потом военных, которые отталкивали гражданских с фото— и телекамерами.

Бармен прибавил звук.

— Вчора в аеропорту Жулянi не військова далечінь журналістам українського телебачення зняти репортаж про прибуття «вантажу-200». За нашими неперевіреними даними в аеропорту вивантажували труни з тілами десантників, загиблих на маневрах поблизу Полтави, коли два бронетранспортери з солдатами підірвалися на учбових мінах… [8] Вчера в аэропорту Жуляны военные не дали журналистам украинского телевидения снять репортаж о прибытии «груза-200». По нашим непроверенным данным, в аэропорту выгружали гробы с телами десантников, погибших на маневрах близ Полтавы, когда два бронетранспортера с солдатами подорвались на учебных минах…

— Что за фигня? — возмутился Ксендзюк. — Ты послушай, чего брешут! Как могут два бронетранспортера с солдатами подорваться на учебных минах? Что за лажа?

— Ясное дило, з Афгану десантников привезли, — встрял бармен, продолжая методично протирать и без того идеально чистые стаканы. — Об этом все гутарят, потому и журналиста Гагаладзе вбыли, что много знал.

— Мля, друг ты мой, Жека, — не удержал пьяных слез Ксендзюк. — Мы вот з Афгану живыми приихалы, а братанов мертвяками выгружают…

Бармен, повинуясь жесту Ксендзюка, налил снова. Выпили, а потом соткнулись лбами и затянули любимую.