Вячеслав Зарубин - Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

В связи с недобросовестными политизированными публикациями, расплодившимися в последнее время (о расстрелах чуть ли не десятков тысяч крымских татар и т. д.), подчеркнем, что сельского населения репрессии практически не коснулись.

Чрезвычайное положение сохранялось в Крыму до конца ноября 1921 года. Оправданием его существования служило стремление покончить с остатками «зеленых», теперь уже отчасти «бело-зеленых», в крымских горах и лесах. К декабрю 1920 года их численность составила до 8—10 тысяч человек 772. В их число вошли и активные противники власти большевиков, и обыкновенные грабители, и лица, скрывающиеся от развернувшегося террора. «Идейные» «бело-зеленые» старались опереться на крестьянство, привлечь его к антибольшевистскому вооруженному движению. Группы «бело-зеленых» стали расти к середине апреля 1921 года, в основном концентрируясь в районе Алушты и Красноармейска (Ялты). Количество таких групп исчислялось десятками, от 20 до 70 человек в каждой из представителей разных национальностей. Но существовали и отряды, целиком состоящие из крымских татар.

В конце апреля 1921 года Крымревком объявил широкую политическую амнистию в отношении лиц, скрывавшихся от властей. Она продлевалась до 1 июня 1921 года, однако ожидаемых результатов не дала. Наоборот, на май – июнь приходится пик антибольшевистского движения. В это время «бело-зеленые» смогли не только нарушить транспортное сообщение между уездами Крыма, но и в значительной степени парализовать работу местных органов власти. Тем не менее, широкое народное восстание на полуострове поднять не удалось. Этому способствовали как репрессивные меры, так и замена, наконец, продразверстки продналогом. Отметим, что у «белозеленых» так и не появилось своего руководящего центра. Среди «зеленых» произошел раскол, часть групп, в которых численно преобладали мусульмане, повели переговоры с представителями властей о переходе на их сторону. При этом И. А. Акулов выступал за «силовые» меры в отношении «зеленых» повстанцев, неохотно шел на переговоры и компромиссы с ними, в отличие от Вели Ибраимова, в июле 1921 года назначенного уполномоченным представителем от комиссии Всероссийского ЦИК по делам Крыма на переговорах с бандами, действовавшими в горах полуострова. К концу июля сложило оружие 228 повстанцев, прекратили существование пять весьма активных вооруженных формирований 773.

Правда, с сентября бандитизм вновь активизировался в Крыму. К концу 1921 года волна «бело-зеленого» движения охватила весь полуостров, с наибольшей остротой оно проявилось с сентября в Бахчисарайском и Ялтинском округах, а позднее – в Феодосийском. Стимулятором этого обострения послужила новая надвигающаяся трагедия – голод. В этих условиях власти пошли на свертывание соглашений о сдаче, подписанных с руководителями «бело-зеленых». Началось «изъятие» тех, кто ранее добровольно сложил оружие, бывших активистов арестовывали, остальных высылали за пределы Крыма. Однако антибольшевистские выступления не прекращались. 8 ноября 1921 года восстали крестьяне Симеиза, вступив в вооруженные столкновения с отрядами ЧОН и КрымЧК, они отступили в горы. Осенью и зимой 1921/1922 года движение «бело-зеленых» продолжалось, его рецидивы отмечались и в 1923 году.

Добавим, что в 1921 году в Крыму действовали и другие подпольные организации антибольшевистской направленности.

Тем временем полуостров охватило страшное бедствие. С сентября – октября 1921 года на полуостров стал неудержимо накатываться голод. В чем причины этого бедствия?

Первостепенная: последствия гражданской войны, разрушившей хозяйство полуострова, которое не выдержало новых нагрузок. В своей докладной записке М. С. Султан-Галиев сообщал, что многочисленные воинские части, прибывавшие на полуострове, «питались за счет Крыма и каждая из них, покидая Крым, увозила с собой очень большое количество «трофейных продуктов», а также лошадей. Отдельные красноармейские отряды занимались грабежами, и никто их от этого не мог остановить (это подтверждали мне и Лиде). Характерно, что в Симферополе, где в мирное время вмещалось не более 80 000 населения, в настоящее время с пребыванием 4-й Армии помещается до 200 000 человек. Ясно, что все это, вместе взятое, создает ужасный экономический кризис во всем Крыму. Продовольственное положение ухудшается изо дня в день. Весь Южный район (потребляющий), населенный преимущественно татарским населением, в настоящее время буквально голодает. Хлеба дают лишь Советским служащим, а остальное население, как в городах, так и в деревнях, абсолютно ничего не получает. В татарских деревнях наблюдаются уже случаи голодной смерти. Особенно усиливается детская смертность. На Областной Конференции женщин Востока делегатки татарки указывали, что татарские дети “мрут как мухи”» 774. И это весной 1921 года.

А тут грянули климатические катаклизмы: невиданная за последние 50 лет засуха 1921 года, нашествие саранчи, проливные дожди 1922 года.

Положение усугубила безграмотная, нацеленная на «преодоление» кризиса путем грозных распоряжений, расстрелов и конфискаций, вплоть до сапог у рыбаков, термометра у доктора, как пишет И. С. Шмелев, политика местных властей.

Упомянутая выше артистка Е. И. Хатаева оставила свидетельства ликвидации буквально на ее глазах рыночных отношений в Крыму. 18 декабря 1920 года она записывает в своем дневнике впечатление о рынке в Симферополе: «Ну, базар! Чего-чего там нет! Горы фруктов – яблок красных, розовых, желтых, белых; чудесных душистых груш; каштана, мушмулы, винограда [неразборчиво] всякой, всякой «вкуснятины». А какие духи и пудра! И Coty, и Houbigant, и Pugaunt, и Institut de Beaute…

Да чего только нет, черт возьми! И материи, и ботинки, и шелковые чулки. И все очень недорого по сравнению с Харьковом. Но цены уже и здесь за последние два дня повышаются. Я никогда не бывала на базаре, а тут каждый день брожу и покупаю что надо и не надо. Конечно, фрукты, конечно франц[узские] духи, пудру, ботинки и вообще всякую житейскую чушь». Но уже в январе она сообщает «о поднявшейся дороговизне, об отсутствии всякого заработка, о грошовой оплате труда, об исчезновении базара, об отсутствии каких-либо пайков…» 775

В своей автобиографической повести «Арлекинада. Дневник артистки в дни революции» Хатаева сообщает некоторые подробности. Живописав изобилие Симферопольского рынка, она с горестью констатирует: «Но через неделю наше блаженство кончилось. Какая волшебная палочка есть, махнули ею, и все исчезло. Ничего не осталось, признаков никаких не осталось. Магазины сразу заколотились, базар – пустыня. И куда горы съестного подевались – неизвестно. Не иначе волшебная палочка. И ни за какие деньги ничего не достанешь: ни за деникинские, ни за врангелевские, ни за донские, ни за керенские, ни за романовские, ни за советские, ни за украинские. Одним словом, ни за какие. И опять «шрапнель», и даже без масла» 776.