Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.

Это, конечно же, один из главных вопросов социологии, и на него существует два основных ответа. Один заключается в том, что индивид — это реальность, способная существовать и быть познаваемой сама по себе, а общество — только совокупность атомарных индивидов. Другой ответ состоит в том, что реальность — это общество, являющееся совершенным и умопостигаемым целым, тогда как индивид — просто часть этого целого, которая не может ни существовать, ни быть понятой в любом другом положении или окружении. Мы обнаружим, что ни один из этих взглядов не выдерживает критики.

Классической иллюстрацией воображаемого атомарного индивида является гомеровское описание циклопов, процитированное Платоном с той же целью, с какой цитируем теперь его мы:

Знаменательно, что этот атомарный образ жизни приписывается не обычным человеческим существам, а фактически существам нечеловеческим, жившим подобно циклопам, ибо человек по сути своей — общественное животное, ввиду того что общественная жизнь является тем условием, которое необходимо для процесса эволюции человека из дочеловека и без которого эта эволюция не смогла бы, предположительно, принять законченную форму. А что же можно сказать относительно альтернативного ответа, который рассматривает человека всего лишь как часть социального целого?

«Есть сообщества, например сообщества пчел и муравьев, где хотя и не существует непрерывной вещественной целостности между членами, однако же все работают на целое, а не на самих себя, и каждый обречен на смерть, если отделится от остального общества.

Есть колонии, например колонии кораллов или гидроидных полипов, где множество животных, каждое из которых само по себе без колебания можно назвать индивидом, оказываются органически связанными до такой степени, что живое вещество одного является продолжением вещества остальных… Что же тогда такое индивид?

Гистология продолжает рассказ и показывает, что большинство животных, включая человека, — главный наш тип индивидуальности — образовано множеством единиц, так называемых клеток. Некоторые из них достаточно независимы, так что напрашивается мысль, не состоят ли они в таком же отношении ко всей массе, в каком индивиды колонии коралловых полипов, или, лучше, сифонофора, состоят к целой колонии. Этот вывод подтверждается, когда мы обнаруживаем, что существует огромное множество свободно живущих животных, простейших, включающих в себя все простейшие известные формы, которые, сохраняя отдельное, независимое существование, аналогичны в своих существенных частях единицам, образующим тело человека…

В известном смысле… весь органический мир составляет одного огромного индивида, некое неопределенное и плохо согласованное, однако не в меньшей степени непрерывное целое с взаимозависимыми частями: если в результате какого-либо несчастного случая исчезнет вся зеленая растительность или все бактерии, оставшаяся Жизнь окажется неспособной продолжать свое дальнейшее существование» {77} .

Останутся ли эти наблюдения за органической природой в силе по отношению к человеческому роду? Действительно ли индивидуальное человеческое существо до такой степени далеко от независимости, которой обладают циклопы, что фактически является не более чем клеткой в социальном организме или, если посмотреть шире, клеточкой в еще более обширном «одном огромном индивиде», тело которого составляет «весь органический мир»? Хорошо известный первоначальный фронтиспис «Левиафана» Гоббса изображает человеческий социальный организм в качестве организма, состоящего из массы Анаксагоровых гомеомерий [453], являющихся индивидуальными человеческими существами, — как будто общественный договор мог произвести магический эффект, низведя циклопов до уровня клетки. Герберт Спенсер в XIX столетии и Освальд Шпенглер в XX совершенно серьезно описывали человеческие общества как социальные организмы. Достаточно лишь процитировать последнего:

«Культура зарождается в тот момент, когда из первобытно-душевного состояния вечнодетского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного, ограниченное и преходящее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой она и остается привязанной, наподобие растения. Культура умирает после того, как эта душа осуществит полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств и наук и, таким образом, вновь возвратится в первичную душевную стихию» {78} .

Эффективную критику основного тезиса данного отрывка можно найти в работе английского автора, которая появилась в один год с книгой Шпенглера.

«Снова и снова теоретики общества, вместо того чтобы находить и постепенно использовать методы и терминологию, подходящие к их предмету, пытаются выразить факты и ценности общества в терминах какой-либо другой теории или науки. Опираясь на аналогии, заимствованные из естествознания, они стремятся проанализировать и объяснить общество как механизм, опираясь на аналогии, заимствованные из биологии, они настаивают на рассмотрении его как организма, опираясь на аналогии, заимствованные из психологии или философии, они настойчиво требуют относиться к нему как к личности, иногда, опираясь на религиозные аналогии, они близки к тому, чтобы смешивать его с Богом» {79} .

Биологическая и психологическая аналогии являются, возможно, в наименьшей степени пагубными и вводящими в заблуждение, когда их применяют к примитивным обществам или задержанным цивилизациям, но они явно непригодны для выражения тех отношений, которые существуют между растущими цивилизациями и индивидами. Склонность проводить подобные аналогии — всего лишь пример той мифотворческой или беллетристической немощи исторического сознания, о которой мы уже упоминали: тенденции персонифицировать группы или институты и навешивать на них ярлыки — «Британия», «Франция», «Церковь», «Пресса», «Скачки» и так далее, относясь к этим абстракциям как к людям. Достаточно очевидно, что представление об обществе как о личности или организме не дает нам адекватного выражения отношения между обществом и индивидом.

Как же тогда правильно описать отношение между человеческими обществами и индивидами? Истина, по-видимому, заключается в том, что общество само по себе — система отношений между человеческими существами, которые являются не только индивидами, но также и общественными животными в том смысле, что совсем не могут существовать, не состоя друг с другом в отношениях. Мы можем сказать, что общество есть продукт отношений между индивидами, и эти отношения возникают из-за совпадения их индивидуальных полей действия. Это совпадение объединяет индивидуальные поля в едином общем интересе, и этот общий интерес является тем, что мы называем обществом.