Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том II: Цивилизации во времени и пространстве

Еще более значительным было влияние армии на Церковь в эпоху, когда запрет на военную службу все еще оставался в силе. Война требовала добродетелей, сродных тем, которые требовалось проявлять последователям непопулярной религии. Многие проповедники подобных религий использовали словарь, заимствованный из военного искусства и военной техники, не менее явно, чем св. апостол Павел [428]. В иудейской традиции, которую христианская Церковь сохранила как драгоценную часть своего собственного наследия, война была освящена как в буквальном, так и в переносном смысле слова. Однако если иудейская военная традиция имела мощное литературное влияние, римская военная традиция представляла собой живую, впечатляющую реальность. Какой бы пагубной и ненавистной ни была римская армия Республики в жестокий век римских завоеваний и в еще более жестокий век римских гражданских войн, армия Империи, существовавшая на жалованье, а не кормившаяся грабежом, и размещенная на границах для защиты цивилизации от варваров, а не заполнявшая и не опустошавшая цивилизованные внутренние районы эллинского мира, стала завоевывать невольное уважение, восхищение и даже любовь подданных Рима в качестве вселенского института, способствующего их благоденствию и являющегося предметом их законной гордости.

«Посмотрите, — писал Климент Римский [429]около 95 г. в своем Первом послании к Коринфянам, — на поведение солдат, которые служат нашим правителям. Подумайте о той пунктуальности, покладистости, покорности, с которыми они выполняют приказы. Не все из них являются легатами, трибунами, центурионами, опционами или офицерами менее высоких рангов. Однако каждый солдат, несущий службу в своем собственном подразделении, выполняет приказы императора и правительства».

Рекомендуя таким образом военную дисциплину в качестве примера своим христианским корреспондентам, Климент пытался установить порядок в Церкви. Послушание, говорил он, требуется от всех христиан не только по отношению к Богу, но также и по отношению к их духовным наставникам. Однако в развитии военной образности христианской Церкви «воином Божьим» первоначально выступал миссионер. Миссионер должен был освободиться от войсковых преимуществ гражданской жизни и в такой же мере претендовал на поддержку своей паствы, в какой солдат — на жалованье, вносимое налогоплательщиком.

Однако что касается церковных институтов, то каким бы сильным ни было влияние римской армии на их развитие, оно было слабее влияния римских государственных служб. Пример армии в основном воздействовал на Церковь в сфере идеалов.

Христианский обряд инициации — крещение — был приравнен св. Киприаном к военной присяге (sacramentum), которая требовалась от новобранца, вступающего в ряды римской армии. Поступив однажды на военную службу, воин Христов должен вести военные действия «в соответствии с уставом». Он должен остерегаться непростительного преступления дезертирства, а также серьезного проступка «нарушения долга». «Плата за проступок — смерть», — эти слова являются переводом Тертуллиана на военный язык выражения из Послания к Римлянам св. апостола Павла, которое в английском переводе Библии издания 1611 г. звучит как «плата за грех» («the wages of sin») [430]. Обрядовые и нравственные обязанности христианской жизни приравнены Тертуллианом к военному «обмундированию». В его терминологии пост — это караульная служба, а ярмо, которое, по словам Евангелия от Матфея, «легко есть» {97} , — это «легкий багаж Господень». Кроме того, преданная служба воина Христова вознаграждается по выполнении «Божьими наградными». Кроме наградных, воин может ожидать выдачи пайка до тех пор, пока он исполняет свои обязанности. Крест — это военное знамя, а Христос — главнокомандующий (Imperator). Фактически, «Вперед, воины Христовы» Баринг-Гульда [431]и «Армия спасения» генерала Буфа [432]заимствовали слово и провели аналогию, восходящую к первым векам существования Церкви, однако армия, с которой изначально проводилось подобное сравнение, была армией нехристианской, которую Римская империя создала и поддерживала в совершенно иных целях.

Государственные службы

Универсальные государства весьма отличаются между собой и в той степени, в какой они разрабатывают свои государственные службы. На верхнем конце шкалы мы находим оттоманское правительство, которое обеспечивало свои административные потребности, делая все, что только могла придумать человеческая изобретательность и достичь человеческая решимость, чтобы создать государственную службу, представлявшую собой не просто профессиональное содружество, но светский эквивалент религиозного ордена. Эта государственная служба была до такой степени резко обособлена, строго дисциплинирована и сильно «обусловлена», что уже превращалась в сверхчеловеческую (или недочеловеческую) расу, столь же отличную от обычных представителей рода человеческого, сколь выведенные и прирученные лошадь, собака или сокол отличаются от тех диких животных, которые послужили исходным материалом для селекционера и дрессировщика.

Проблема, с которой часто приходится сталкиваться создателям государственных служб в универсальных государствах, это проблема того, как использовать аристократию, которая господствовала в течение предыдущего «смутного времени». В качестве примера можно привести неспособную аристократию в Московии в то время, когда Петр Великий взялся за ее вестернизацию, и в высшей степени квалифицированную аристократию в Римской империи во время основания принципата. И Петр, и Август каждый в своей империи использовали аристократию в качестве материала для создания вселенской административной структуры. Однако мотивы их были различны. Если Петр пытался насильно превратить старомодных дворян в умелых администраторов европейского образца, то Август стал сотрудничать с орденом сенаторов не столько из-за того, что нуждался в их услугах, сколько из-за того, что смотрел на это сотрудничество как на гарантию избежать судьбы своего предшественника Юлия Цезаря, погибшего от рук оскорбленных членов быстро устраненного им от власти правящего класса. Прямо противоположные проблемы, с которыми столкнулись Август и Петр Великий, это два огня, меж которых оказывается архитектор империи, про тивостоящий доимперской аристократии. Если аристократия квалифицированна, то она будет возмущаться службой императору как тем, что является infra dignitatem [433]. Наоборот, если аристократия некомпетентна, диктатор, использующий ее, обнаружит, что безвредность его орудия возмещается тупостью его лезвия.