Пьер Губер - Мазарини

Чтобы кормить и вооружать грязных, одетых во что попало солдат разных по силе полков (зачастую они даже не знали, какое знамя у французской армии, только штандарт своей роты или полка), король (то есть Мазарини, закрепивший за собой в этой области почти всю полноту власти) из-за недостатка «чиновников» и военных интендантов, мог прибегнуть только к помощи предпринимателей, частных предпринимателей, причем не обязательно французских, поскольку, несмотря на все усилия предыдущих правителей, в стране было очень мало арсеналов и практически отсутствовали литейные мастерские.

Оружие и снаряжение часто покупали у гражданских лиц иностранного происхождения, в основном, у жителей Льежа, у голландцев и шведов. Льежцы, жившие в практически независимом герцогстве-епископстве (теоретически оно входило в состав Империи), благодаря собственному сырью и давнему мастерству специализировались на изготовлении и продаже артиллерийского оружия (по части холодного оружия главенствовали Толедо, Милан и Штейермарк). Голландцы, еще дальше продвинувшиеся в техническом отношении, переместили производство (в том числе благодаря промышленнику и исключительно одаренному купцу Луису де Геэру) к шведам, у которых были богатые залежи железа и меди. Последние считались умелыми мастерами обработки металлов. Армии Густава-Адольфа — его учениками были все великие генералы (Тюренн, Конде) — умело использовали обновленное, облегченное и более маневренное вооружение и артиллерию.

Фактически, артиллерия во Франции не была в ведении правительства, то есть военного министерства, а зависела от независимого Великого магистра от артиллерии, иногда даже гражданского: им был Сюлли, потом его сын, родственники Ришелье, в том числе Шарль де Лапорт, герцог де Ламейере, и, наконец, его сын, выдающийся деятель, ставший позднее герцогом Мазарини. Человек, занимавший эту должность, действительно был «хозяином», он мог продавать снаряды как гражданским, так и военным чиновником, имел свой личный суд — суд бальи в Арсенале (в Париже) и даже получал право присваивать в каждом осажденном и взятом городе все металлические предметы, которые там находились, в том числе колокола… Странная внеправительственная администрация, о которой мы практически ничего не знаем, кроме того, что даже у сурового Лувуа были с ней проблемы. Тем не менее войска получали порох и пушки — их покупали там, где они производились, перепродавались или хранились на складах.

Всех солдат (среди них было мало профессиональных артиллеристов) необходимо было кормить, Расквартировывать, снаряжать, сажать на лошадей кавалеристов) и обеспечивать тыловой службой. Так решались все проблемы — хуже или лучше, прямо или через посредников, но всегда с помощью командиров рот и полков, которых поддерживали и контролировали гражданские комиссары, наделенные широкими полномочиями, пусть и не всегда эффективные. Здесь тоже часто прибегали к помощи негосударственных предприятий, а если таковых не было, то и к грабежу, впрочем, б ход шло и то и другое. Обычно сообщества купцов, деловых людей, «снабженцев» (которые занимались даже хлебом, то есть «провиантом») в городах и даже в деревнях занимались поставками, надеясь на прибыль и одновременно опасаясь быть ограбленными!

Чтобы разглядеть то, что принято называть военным «пейзажем», вспомним, что армии того времени жили сезонной жизнью. Обычно зимой армии отдыхали, даже за пределами Франции, даже во время войны, то есть в период с 1 октября по 1 апреля… зима длилась долго. С молчаливого согласия противники возобновляли военные действия только весной, и лишь Густав-Адольф, независимый и привычный к скандинавским снегам, а позже его ученик Тюренн в 1674 году осмеливались вести зимние кампании, оказавшиеся весьма эффективными благодаря эффекту неожиданности. Численность войск на отдыхе таяла быстро и неизбежно, поскольку дезертирство считалось делом обычным и простительным: в конечном итоге дезертиры обогащали командиров и снабженцев. Армии необходимо было расквартировывать и обеспечивать продовольствием. Из-за отсутствия казарм (их начали строить позже), части размещали у горожан: поскольку привилегированным слоям — чиновникам и богатым буржуа — удавалось избегать неудобств, все тяготы выпадали на долю бедняков. За вознаграждение, хозяин должен был давать кров, отапливать его, давать свечи, постель, место за столом и еду, а вино солдат и так пил.

Содержание армии стоило дорого и единодушно признавалось — даже министрами, в том числе Детелье и его сыном Лувуа — очень тяжелым бременем. Можно не сомневаться — тому есть множество доказательств, — что обычно солдаты вели себя очень плохо, и в провинциях королевства, и за границей: процветали воровство, пьянство, насилие и другие более мелкие проступки.

С приходом весны поредевшие полки, пополнив запасы, начинали продвигаться к летним квартирам, на места будущих сражений. По главным дорогам (совершенно разбитым) медленно двигались полугражданские обозы и солдаты, направляющиеся из одного города в другой; иногда войска расквартировывали в богатых деревнях, где солдаты могли жить за счет крестьян, грабя их по мере надобности. Предполагалось, что в течение всех летних месяцев армия должна регулярно получать жалованье и кормиться на него, если только командиры не возьмут на себя эту заботу и «Удерживая их деньги». Продовольствие и снаряжение вовремя поставлялось «снабженцами», чьей главной заботой было получение прибыли, но — увы! — армия часто оказывалась прибыльным клиентом. Рискнем утверждать, что армии было проще всего жить за счет местности, по которой она перемещалась в тот или иной момент, или за счет оккупированных территорий, ведь «убытки» во время активных военных действий считались делом обычным, а иногда и рекомендуемым: так было во времена Мазарини, и позже при Лувуа, и даже при Бонапарте.

Все, что современным умам представляется Ужасным беспорядком, до некоторой степени компенсировалось строжайшей дисциплиной, царившей в некоторых полках (слишком строгой, провоцировавшей дезертирство), где самым слабым наказанием была экзекуция палками, дополнявшаяся бесконечной муштрой и тяжелыми маневрами, готовившими солдат к двум типам сражения — осаде и атаке сомкнутым строем. В конце концов, после всех переходов, маршей и контрмаршей, приходилось встречаться с врагом лицом к лицу. Наука о фортификациях и осаде городов, которую ученые именуют греческим словом «полиорсетика», восходит к древнейшим временам, и претерпела множество изменений, не меняясь в главном: речь всегда шла о том, чтобы защищать и брать приграничные города (иногда они находились за границей, например в дружественном Пьемонте) в местах, которые было легче форсировать, — у порогов, долин рек и «просек» (знаменитые проходы Уазы и Мезы), широких долин во Фландрии. Усовершенствование огнестрельного оружия — аркебуз, мушкетов, а потом и ружей, но главное — пушек (они становились легче, проще и маневреннее) — заставляло специалистов усложнять и совершенствовать чертежи, гласисы, траншеи, бастионы, равелины, куртины с научно выверенными углами. Эти новшества были впервые введены в Испании (Салья, 1497 год) и в Италии (Верона, 1527 год). Потом усовершенствованная система была переосмыслена и задокументирована великими предшественниками Вобана: Эраром из Бар-ле-Дюка, его трактат опубликовали с опозданием в 1600 году, он был учителем Аржанкура, строителя Бруажа, Монпелье и Шато-Тромрет в Бордо. В период расцвета эпохи Мазарини появились работы Антуана де Виля «Обязанности комендантов крепостей» и графа де Пагана «Трактат о фортификациях» (1645 год). Вобан, как и его соперник шевалье де Клервиль, был многим обязан последнему: Вобан признавался, что начинал как «паго-нист». И сегодня специалисты используют такие термины, как гласис, угол, контрэскарп, люнет, равелин, барбакан, укрепления; статью о фортификации в «Словаре» Андре Корвизье написали полковники Роколь и Генага. Не стоит удивляться, что Людовик XIV, которому незаметно помогал Вобан, обожал устраивать красивые осады, словно ставил театральные спектакли. Для их подготовки постепенно создавался целый корпус специалистов, «инженеров короля» (Вобан станет одним из них): они придут на смену прежним советникам — чаще всего итальянцам, а для рытья траншей и для подкопов, забивавшихся порохом, появятся «саперы». Как бы велико ни было значение и даже «мода» на осаду, закрывавшую доступ к городам, все равно только крупные стремительные сражения решали исход дела.