Пьер Губер - Мазарини

Взяв за отправную точку «голод», спровоцированный дороговизной основного продукта — зерна, главного в рационе бедняков, исследователь с большой точностью вычисляет апогеи бедственных лет: 1648—1652 годы, где худший год — 1652 (позже это будут 1661—1662 годы), изучает, как цены влияли на жизнь людей (эта проблема занимала историков в 50-е годы нашего столетия, но позже была забыта). Второй, возможно, еще более весомой, заслугой ученого была попытка разобраться в механизме обогащения крупной буржуазии, использовавший старый как мир способ, о чем некоторые историки стыдливо умалчивают. Все очень просто: в долг главам семей или деревенской общине давалось зерно, лес, деньги, с тем чтобы они не лишились места под солнцем. Трудности никуда не исчезали, проценты (с ними приходилось мириться, хоть они и начислялись не по закону, но эффективно: 5% годовых для благоразумных) росли из года в год, и должник не мог вернуть долг. Кредитор, действовавший по принципу ипотеки, покрывал свои расходы, задешево присваивая добро должника, который порой становился фермером на собственной земле. Так перешли к дижонским парламентариям высокого ранга (среди них было и семейство Боссюэ) прекрасные леса общины, земли в долине, виноградники на склонах и пахотные земли, где сеяли пшеницу. И это в середине века? Экспроприация — осмелился определить Рупнель, и он едва ли преувеличивал.

Другие историки «пахали те же борозды, углубляя или расширяя их», и это необходимо признать. В Лотарингии Ги Кабурден измерил всю глубину экономической катастрофы XVII века: многие деревни потеряли две трети жителей и даже в конце XVIII века прежний уровень еще не был восстановлен. Катастрофа началась еще до прихода Мазарини к власти, в эпоху опустошений и разора Тридцатилетней войны. Ги Кабурден лучше других изучил безжалостную систему обогащения буржуа (на примере города Туля) за счет бедняков, измотанных кризисами и вынужденных залезать в долги, чтобы выжить. Тот же безжалостный механизм экспроприации имущества должников был характерен для Иль-де-Франс. Ее исследовал й описал Жан Жаккар, что кладет конец всяким спорам о ситуации в Северной Франции, куда входит и Парижский регион.

В течение пяти лет (особенно в ужасном 1652 году, когда солдаты короля, Конде и Лотарингии опустошали все вокруг, действуя в унисон с пагубными погодными условиями и вспышками эпидемий чумы) тридцать тщательно изученных деревень потеряли от 25% до 30% жителей; в том же 1652 году в нескольких приходах число могил увеличилось в пять, а где-то и в десять раз. Пропитание добывалось с трудом, еда стоила дорого и была плохого качества, урожайность земель падала. Поэтому возобновилась практика закладывания владений под проценты, а еще более жестокий механизм расправы с должниками объяснялся близостью всесильной столицы. Бедные крестьяне потеряли почти все имущество, «середняки» попали в полную зависимость к богачам, некоторые — самые зажиточные — землепашцы не избежали посягательств со стороны богатых парламентариев и банкиров из Парижа, которым удалось «обескровить» даже небогатых дворян. Париж одержал победу над ослабевшим крестьянством, уцелели разве что самые богатые. К 1660 году, накануне великого кризиса 1661—1662 годов (о нем часто забывают), положение не улучшилось. Жан Жаккар пишет о давно не паханных землях, ставших целиной, о разрушенных фермах, засохших садах, новых спесивых хозяевах, бедных крестьянах, низведенных до уровня поденщиков на своих прежних фермах; потеряв все, они пополняли ряды нищих парижских плебеев. Жана Жаккара трудно заподозрить в том, что он «нагнетает обстановку», однако отметим, что он изучал Южное предместье, сильнее разрушенное солдатней (Восточное и Северное тоже пострадали, но меньше). Если перенестись на двадцать километров на север, в район вокруг Бове, где не фрондировали, Ни разу не переживали нашествия, не сражались (там прошли полки короля, грабившие курятники и нападавшие на девушек), мы сможем сделать несколько интересных выводов. С одной стороны, Цена на хлеб на рынках, точно известная, в годы, Фронды (здесь не бунтовали) взлетала в три раза, а то и больше, достигая высшей точки в 1650 и 1652 годах. Отсюда классические трудности с питанием, нищета, эпидемии (особенно желудочные) и обычные социальные бедствия (долги, захваты имущества и экспроприация: так крупные торговцы за несколько лет становились обладателями сельскохозяйственных угодий). То же самое мы наблюдаем в Иль-де-Франс в 1659—1660 годы, хотя здесь не было ни войны, ни эпидемий чумы, просто плохие урожаи следовали один за другим со всеми вытекающими отсюда последствиями (усугублявшимися неумелым или слишком ловким распределением). В районе Бове в период с 1649 по 1652 год в два или три раза увеличилась смертность, наполовину сократилась рождаемость. В большом городке Муи число похоронных процессий за три месяца в начале 1648 года возрастает в пять раз и доходит до сотни в третьей четверти 1649 года. Такой же цифрой отмечены две последние четверти 1652 года. Неужели такая смертность вызвана неурожаями? Или болезнями? Следует учитывать обе причины и не ссылаться на бесчинства солдат и вину Мазарини.

Нам пора от региональных примеров перейти к рассмотрению более общих проблем и явлений середины XVII века. Мы можем это сделать, опираясь на обширные материалы Бирабена о чуме, на материалы Броделя о ценах и исследования Дюпанье о демографии.

Жан-Ноэль Бирабен, крупный исследователь чумы (настоящей чумы — бубонной и легочной, поскольку чумой называли любую заразную болезнь), считает, что самые серьезные эпидемии случались до 1644 года, а пика эпидемии достигли в 1606 и 1630 годах: он пишет, что два этих года унесли по крайней мере 1,5 миллиона жизней. В эпоху Мазарини около тридцати городов (мы больше знаем о городах, где осталось много документов) переживали эпидемии; почти все они расположены на юге, в Лангедоке и Аквитании (Монпелье, Нарбонн, Тулуза). Больше всего эпидемий было в 1652 (опять этот проклятый год!) и 1653 годах. Все города за исключением Бордо находятся вне пределов влияния Фронды и Мазарини. Бирабен считает, что с 1644 по 1657 год чума свела в могилу более 200 000 человек. Эта цифра завышена: скорее всего, речь идет о нескольких болезнях, которые называли «чумой», в том числе, об ужасной эпидемии дизентерии, разразившейся в Бретани и Анжере в 1639 году и описанной Франсуа Лебреном и Аленом Круа.

Во времена Мазарини эпидемий чумы не было, если не считать небольших вспышек на юге. Скачки цен на зерновые и на похоронные услуги не могут не быть связаны. Двадцать лет назад увидела свет необычная замечательная работа Фернана Броделя «Цены в Европе с 1450 по 1750 год». Изучение диаграмм Броделя показывает, что повсюду, от Польши до Англии и в том числе и во Франции (за исключением юга страны), высшие точки роста цен отмечены в 1650 году. Не рассматривая все факторы, объясняющие ситуацию (метеорологические условия!), отметим, что нищета, дороговизна и голод из-за неурожаев в Париже, в Иль-де-Франс и других местах не могут рассматриваться отдельно друг от друга. Все вышеперечисленные факторы действовали повсюду в Европе за исключением средиземноморской зоны (во Франции это Лангедок и Прованс).