Пьер Губер - Мазарини

Он же ломал полотна с «обнаженной натурой» или замарывал их, даже картины дяди. Новообретенный «племянник», его супруга и пятеро душеприказчиков (Фуке, Летелье, Ламуаньон, Ондедеи, Кольбер) должны были уладить все дела удивительного наследства, и им пришлось (честь и хвала!) составить опись (хотя Мазарини запретил это делать). Работа началась 30 марта и оказалась очень непростой. Бумаги Мазарини разложили на три стопки и две детально описали; первая часть бумаг перешла к главному наследнику, Кольбер забрал две остальные, одна из которых осталась секретной (она компрометировала слишком многих людей). Документов, которые забрал Кольбер, никто никогда больше не видел. Кажется вполне вероятным, что помимо гобеленов и прекрасных книг покойного, отошедших королю (или Кольберу) и ускользнувших из рук наследника, много ящичков с золотом было передано тем же Кольбером (он все знал и ничего никому не сказал) монарху. Добросовестный историк начала века Ребелльо выдвинул предположение в журнале «Обозрение двух миров» за 1927 год, что в ящичках содержалась невероятная сумма — 40 миллионов (должно быть, кто-нибудь увидел лишний ноль).

Герцог Мазарини вынужден был приобрести «землю ради титула». Чтобы стать настоящим герцогом и пэром, ему пришлось купить Ретелуа за 2 миллиона. Он также взял на себя выполнение всех долевых обязательств, а потому приказал привезти золото из Бруажа и начать строительство коллежа Четырех Наций. Приданое его невесток было выплачено не полностью (любимый прием Мазарини), и это следовало исправить. А вот почти смешные перипетии: король Франции и король Англии задолжали кардиналу крупные суммы: когда наследник вздумал робко попросить монархов вернуть деньги, Карл II (он был любовником герцогини де Мазарини, сбежавшей от мужа) просто рассмеялся ему в лицо, Людовик XIV и вовсе ничего не ответил. Не будем входить в детали, скажем просто: законный наследник видел, как тает его наследство, его личное богатство, и умер в 1713 году почти разорившимся. Другие племянницы кардинала, получившие только приданое и подарки, тоже умерли: одни вели благочестивую жизнь, другие совершали безумства.

Итак, наследство Мазарини, за исключением великолепного коллежа Четырех Наций, было растащено по галереям, библиотекам и дворцам Людовика XIV и Кольбера. Что ж, таким образом добрая часть наследства уцелела.

Другая часть наследства — наследия — Мазарини имеет совершенно иное значение.

За несколько дней до смерти Людовик XIII сделал Мазарини крестным отцом своего сына. Этот точный и умный выбор открыто и по-христиански указывал на того, кто должен был заменить отца в роли воспитателя, учителя, защитника и наставника. Анна Австрийская тоже была согласна; кого же еще можно было выбрать? Тот факт, что кардиналу чуть позже была пожалована должность (высокооплачиваемая) суперинтенданта образования короля, ничего не менял.

Пока король был совсем маленьким, Анна Австрийская занималась им, как всякая заботливая мать; кардинал же просто выбрал для Людовика воспитателя, причем выбор его был достаточно неожиданным: так, Ламот Левейе совсем не был святошей. Мы знаем, что гимнастические упражнения, верховая езда, занятия танцами и уроки религиозного воспитания юный король любил, как и занятия музыкой, а на уроках латинского, итальянского и испанского языков он не слишком усердствовал (у него всегда были переводчики). Интерес к знаниям пробудился у Людовика позже, и Конде во времена Фронды говорил, что монарх не тонкий человек (правда, тому было тогда всего двенадцать лет). И все-таки у Людовика пробудился интерес к знаниям: ему помогут крестный отец и Мария Манчини.

Мазарини очень внимательно следил, как рос его крестник, пользуясь полным доверием королевы. Как только началась Фронда, все изменилось — воспитание стало «мазариниевским».

Об этом воспитании неоднократно рассказывали, подробно и точно: король присутствовал на заседании совета, сначала — в роли молчаливого слушателя (он зевал и отвлекался), потом — на вечерах премьер-министра с Государственным секретарем, с министрами и государственными докладчиками, потом пришло время личных уроков: юный король подходил к кабинету Мазарини и «скребся» в дверь, они обсуждали и критиковали, на примере документов и депеш, новости из провинций, из армии, с переговоров. Достоверно известно, что именно крестный отец познакомил короля с интригами двора и совета, с европейскими дворами, княжествами, маленькими герцогствами и графствами, послами и прелатами, дипломатами и, возможно, секретными агентами. Кардинал не беседовал с Людовиком о финансах и экономике: этим займутся Фуке и Кольбер, чьи отношения с монархом будут непростыми. Мазарини никогда не был назидательным, он учил необходимости играть со временем, ждать, притворяться, владеть собой, давать отчет только Богу, слушать, не перебивая; кардинал объяснял, что факты, даже самые упрямые, можно обойти, как и договоры, ибо они не есть «священные тексты», что все люди продажны, даже короли, например Карл II. Говоря о Марии Манчини, он хотел заставить Людовика понять, что любовь (или то, что мы принимаем за любовь) должна оставаться на втором месте — после интересов короля и королевства. Мазарини практически приказывал Людовику править единолично.

Что мог чувствовать Людовик XIV, находясь рядом с властным пятидесятилетним человеком (умеющим прощать) и выслушивая его поучения о том, как жить и править государством? В «Мемуарах» король пишет о своей признательности, привязанности к кардиналу, о том, как ему не терпелось начать управлять королевством (а не чувствовать себя несовершеннолетним королем в двадцать два года!). Ответ заключается в итоге правления Мазарини, в той Франции, которую он оставил потомкам, и в той политике, которую будет вести «освободившийся» от опеки король.

Почти все историки подчеркивают, что день спустя после кончины кардинала, рано утром (в 7 часов 10 марта) Людовик XIV вызвал к себе канцлера, министров и государственных секретарей и кратко, но твердо заявил, что отныне будет править своим государством единолично и каждый из них должен передать ему все важные дела, а свое мнение высказывать лишь в том случае, «когда он их об этом спросит». Великолепная речь короля, выдержанная в стиле Мазарини, произвела сильное впечатление на его подданных, впечатляет она и сегодня. Некоторые исследователи пишут о 10 марта как о «революции», которая вела к взятию власти: ничего не изменилось, просто не стало кардинала.

Мазарини решал главные вопросы единолично, не принимая во внимание чужое мнение, исключение составляла королева — в присутствии любезно-учтивого сына Анна Австрийская только слушала. За исключением Фуке (это совсем другая история), Людовик XIV сохранил всех министров и чиновников Мазарини, оставив у себя на службе до конца их дней, чего кардинал, возможно, не стал бы делать. Скажем больше — король брал на службу детей и внуков этих людей, сажая их в министерские и чиновничьи кресла. Так случилось с сыном Летелье, более известным под именем Лувуа, с сыновьями и племянниками Кольбера, в том числе с Демарэ (он был исключительным, почти гениальным, человеком), занимавшимся скудными финансами королевства в конце долгого правления Людовика XIV.