Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы

«Гапон,— писал член РСДРП А. С. Мартынов,— как известно, после 9-го января бежал за границу вместе с Рутенбергом и приехал в Женеву. Он произвел на нас впечатление человека с темпераментом, хитрого, себе на уме и абсолютно невежественного, темного. Он сейчас же заявил о своем желании вступить в партию. Мы через Плеханова это вежливо отклонили: „Узнайте, дескать, раньше, батюшка, что значит социал-демократия" Тогда он стал бегать от нас к эсерам и от них к нам со своим адъютантом Гутенбергом, хлопоча об объединении партий, которые он мечтал возглавить, как признанный „герой революции". Мы вначале ему не мешали „мечтать", желая использовать для революции его популярность среди питерских рабочих. Но очень скоро мы убедились, что никакой пользы от него больше не выжмешь» [498] 103 Пролетарская революция, 1925, № 11. С. 279. .

У социал-демократов Гапон выдавал себя за социал-демократа, у социалистов-революционеров — за социа-листа-революционера. Ему нужны были не идеи, а главенство, желание удержаться в лидерах, всеми силами, любой ценой, но удержаться. Первое время русские эмигранты относились к нему крайне доброжелательно. Сразу же по приезде Гапона в Женеву с ним несколько раз встречался В. И. Ленин. Он предполагал, познакомившись с Гапоном поближе, использовать популярность героя Кровавого воскресенья в интересах социал-демократической партии, но и социал-демократы и социалисты-революционеры вскоре разочаровались в нем.

«После нескольких бесед,— вспоминал А. В. Луначарский,— Ленин пришел к выводам, по отношению к Гапону нелестным. Он прямо говорил нам, что Гапон кажется ему человеком поверхностным и может оказаться флюгером, что он больше уходит во фразу, чем способен на настоящие дела, и вообще действительно серьезным вождем, хотя бы и для полусознательных масс, являться не может» [499] 104 Луначарский А. В. Воспоминания и впечатления. М., 1968. С. 105—106.

Ленин неоднократно писал о Гапоне. Первое документальное упоминание относится к 18 января 1905 года: «Что поп Гапон — провокатор, за это предположение говорит тот факт, что он участник и коновод зубатовского Общества» [500] 105 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 9. С. 210. . И чем больше отдалялись события 9 января, тем решительнее звучало в устах Ленина определение Гапона как провокатора [501] 106 Там же. Т. 49. С. 237. . Ленин неточно применил к Гапону термин «провокатор». Гапон не провоцировал рабочих на выступление 9 января, а когда возглавил шествие, сделал это не с целью расправы над манифестантами. Гапон был орудием провокации, придуманной Зубатовым, но не с целью разгрома рабочего движения, а для направления его действий в нужном правительству русле.

Приведу выдержку из характеристики, данной Району 18 марта 1905 года одним из деятелей революционного движения, находившимся, как и Район, в эмиграции:

«Человек он очень неинтеллигентный, невежественный, совершенно не разбирающийся в вопросах партийной жизни. (...) Оторвавшись от массы и попав в непривычную для него специфически интеллигентную среду, он встал на путь несомненного авантюризма. По всем своим ухваткам, наклонностям и складу ума — это социалист-революционер, хотя он называет себя социал-демократом и уверяет, что был таким еще во время образования «Общества фабрично-заводских рабочих». Ни о чем другом, кроме бомб, оружейных складов и т. п , теперь не думает. Есть в его фигуре что-то такое, что не внушает к себе доверия, хотя глаза у него симпатичные, хорошие. Что в нем просыпается при соприкосновении с массой, мне трудно сказать, но вне массовой стихии он жалок и мизерен, и, беседуя с ним, спрашиваешь себя с недоумением: неужели это тот самый?..» [502] 107 Минувшие годы, 1908, № 7. С. 39—40.

Несколько позже, в Финляндии, между Гапоном и радикальным литератором В. А. Поссе произошел следующий разговор:

«— На что вы рассчитывали,— спросил я,— когда 9 января вели рабочих на Дворцовую площадь к царю?

— На что? А вот на что! Если бы царь принял нашу петицию, я упал бы перед ним на колени и убедил бы его при мне же написать указ об амнистии всех политзаключенных Мы бы вышли с царем на балкон, я прочел бы народу указ. Общее ликование. С этого момента я — первый советник царя и фактический правитель России Начал бы строить царство Божие на земле...

— Ну а если бы царь не согласился?

— Согласился бы. Вы знаете, я умею передавать другим свои желания.

— Ну а все же, если бы не согласился?

— Что же? Тогда было бы то же, что и при отказе принять делегацию. Всеобщее восстание, и я во главе его.

Немного помолчав, он лукаво улыбнулся и сказал:

— Чем династия Романовых лучше династии Гапонов? Романовы — династия Гольштинская, Гапоны — хохлацкая. Пора в России быть мужицкому царю, а во мне кровь чисто мужицкая, притом хохлацкая» [503] 108 Поссе В. А. Воспоминания. Пг., 1922. С. 47—48. .

Даже если Поссе несколько присочинил при воссоздании этого диалога (не следует забывать, что его читали люди, близко знавшие Гапона), то очень уж он правдоподобен, очень вяжется с образом отца Георгия.

Летом 1905 года произошло несколько тайных встреч Гапона с известным авантюристом И. Ф. Манасе-вичем-Мануйловым, чиновником особых поручений при председателе Комитета министров графе С. Ю. Витте. В это время Гапон окончательно убедился, что главенствовать в политических партиях ему не удастся. Он находится на распутье. С Россией, как ему казалось, было покончено навсегда, его там ожидала виселица, тюрьма или убийство из мести, в эмиграции все не ладилось. К нему теряли интерес. Как человек неуравновешенный, без каких бы то ни было политических убеждений, любивший роскошь, ухарские кутежи, поддающийся влиянию, легко возбудимый, Гапон без труда был обработан Манасевичем и изъявил согласие на возобновление сотрудничества с правительственными учреждениями империи [504] 109 См.: Былое, 1917, № 5-6. С. 269. .

В конце декабря 1905 года Гапон вернулся в Россию. Среди рабочих он сохранил популярность и ореол героя. Но сам он твердо знал, что после Кровавого воскресенья с помощью революционных выступлений ему карьеру не сделать.

Бывший старший помощник заведующего Особым отделом Департамента полиции Л. П. Меныциков считал, что возобновление связи Гапона с Департаментом полиции следует отнести к лету 1905 года, времени его пребывания за границей. Постоянное сотрудничество вице-директора Департамента полиции П. И. Рачковского с Гапоном началось лишь после его возвращения в Россию.

Когда в Петербурге поняли, что возрождения легальных рабочих организаций не произойдет, Рачков-ский потребовал от Гапона сведения о членах Боевой организации партии социалистов-революционеров. Гапон мог добыть их лишь через кого-нибудь из эсеров, например Рутенберга. Рачковский одобрил эту кандидатуру в предатели.