Джанет Хартли - Александр I

Ранние годы его правления, как мы видели, отмечены некоторыми замечательными реформами, например, в образовательной системе, в создании министерств. Но надежды некоторых кругов придворной знати и «молодых друзей» Александра на более радикальные перемены в государственном управлении, однако, не оправдались. Также не было предпринято серьезных шагов для отмены крепостного права. В самом деле, некоторые идеи Александра, казалось, просто иссякли. Комиссия, учрежденная для подготовки нового свода законов, остановила свою деятельность (Радищев покончил жизнь самоубийством через год после ее учреждения). Другие подготовленные манифесты (такие, как, например, предложения Зубова по крестьянскому вопросу), были отложены в сторону. Казалось, Александр разуверился в возможности что-либо в корне изменить и прекратил тесное общение со своими «молодыми друзьями». Полные энтузиазма и идеализма дискуссии на ранних встречах в Негласном комитете сменились разногласиями, в которых Александр бывал довольно резким и не следовал ничьим советам. Действительно, Комитет собирался все реже и реже в течение 1802 и 1803 годов. Александр все более увлекался иностранной политикой, и только после Тильзитского договора 1807 года он снова обратил свое внимание на внутренние проблемы.

Ранние годы правления Александра важны для понимания его внешней политики и роли, которую он и Россия должны были сыграть в отношениях с иностранными государствами. В этот период Александр не до конца понимал, как надо строить внешнюю политику и распоряжаться военной силой, чтобы оказывать влияние на союзников или противников, но за довольно неясными общими идеями основные черты его мышления, тем не менее, четко прослеживаются. Его поздняя политика (например, создание Священного союза в 1815 году и роль, которую сыграл Александр в его системе), когда Россия занимала главное положение в Европе, уходит своим началом в 1801–1807 годы, когда Россия была на вторых ролях в решении европейских вопросов.

Правда, уже в XVIII веке Россия сравнялась с великими державами Европы. В итоге впечатляющих военных побед она расширила свою территорию. На севере победа Петра I над Швецией дала ей, согласно Ништадтскому договору 1721 года, Прибалтику; была приобретена часть Финляндии, которая отошла от Швеции в 1743 году во время правления Елизаветы. На юге правление Екатерины II внесло ясность в русско-оттоманские отношения, когда две турецкие войны (1768–74 и 1788–92 годов) показали русское военное превосходство, сохранившееся до падения обеих империй в двадцатом столетии. Во время правления Екатерины Россия приобрела северное побережье Черного моря, Крым и землю между Днестром и Южным Бугом. Русские корабли стали плавать не только в Черном море, но и через Босфорский пролив, русские даже получили разрешение построить православную церковь в Константинополе. Перевес сил в сторону России был осознан всеми европейскими державами; первый раздел Польши в 1772 году был попыткой отвлечь интересы России от Балкан, и демонстрация возможного нападения Британии на российский флот в 1791 году фактически демонстрировала страх перед усилением России. Но самым важным результатом внешней политики Екатерины стали разделы Польши (1772, 1793, 1795 годы) между Австрией, Пруссией и Россией, итогом которых было появление общих границ между этими государствами. Россия приобрела громаднейшую территорию, включившую большую часть того, что было великим княжеством Литовским, Курляндией и Западной Валахией, подвела свои границы на западе к самому сердцу Европы. К 1801 году военные успехи России доказали ее право числить себя великой европейской державой, соответственно этому с ней стали считаться и на дипломатической арене. Карамзин в записках о том, что он называл позорной капитуляцией России в Тильзите в 1807 году, с гордостью писал о достижениях России в восемнадцатом веке:

Под управлением Екатерины Россия с честью заняла одно из самых значительных мест в государственной системе Европы. В войне мы победили наших врагов. Петр поразил Европу своими победами — Екатерина заставила Европу привыкнуть к ним [61] Richard Pipes, Karamzin’s Memoir on Ancient and Modern Russia: A Translation and Analysis, Cambridge, Mass., 1959, pp. 131–2. .

Несмотря на видимую непоследовательность внешней политики Павла, не было причин думать, что Россия под управлением Александра не сможет сыграть решающей роли в европейской политике.

Перед восшествием на трон Александр не имел четких принципов своей будущей внешней политики и не думал серьезно о роли России в европейских делах. Главным образом он был сосредоточен на внутренних проблемах. Будучи хорошо обучен европейским языкам, он, тем не менее, никогда не путешествовал за границу, а знания о других странах приобрел в результате обучения и дружбы с такими завзятыми путешественниками, как Чарторыский, Новосильцев, Строганов. Поэтому, наверно, не удивительно, что ранние суждения об иностранных делах были у Александра довольно наивными и идеалистическими: его первым скромным желанием было установление мира, и не только в России, а во всем мире. Незадолго до своего восшествия на трон Александр писал о желании не только «установить мир на Севере», но также установить «прочный мир во всем мире» [62] W. P. Cresson, The Holy Alliance: The European Background of the Monroe Doctrine, New York, 1922, p. 10. .

Он сказал новому французскому послу в России, генералу Г. Дюроку, смутив его наивным обращением «citoyen» (гражданин (фр.). — Ред.), которое больше не использовалось в наполеоновской Франции: «Я ничего не хочу для самого себя, я только хочу установить мир во всей Европе» [63] N. K. Shil’der, Imperator Aleksandr I: ego zhizn’ i tsarstvovanie, 4 vols, St Petersburg, 1897, II, p. 58. . Такие заявления могли быть восприняты как идеалистические мечты неопытного политика, но во все время своего правления Александр постоянно заявлял, что он искал мира для всей Европы, а не только для России. Более полное выражение его принципы нашли в инструкции барону Крюденеру, его послу в Берлине (мужу Юлии Крюденер, которая впоследствии была компаньонкой Александра в Париже) 17 июля 1801 года:

… [мои министры] не должны упускать из виду тот факт, что их государь никогда не хотел навредить своей силой, что он уважает права правительств и независимость наций… и что его заветным желанием является установление мира настолько прочного, насколько это возможно… Я никогда не приму участия во внутренних разногласиях, которые могут побеспокоить другие государства… Я думаю, что настоящее величие, которое может быть завоевано с помощью трона, основано на правосудии и доброй воле… [64] Francis Ley, Alexandre Ier et sa Sainte Alliance (1811–1825) avec des documents inédits, Paris, 1975, p. 40.