Николай Шпанов - Старая тетрадь (рассказы)

С нескрываемым сожалением вернул карабин хозяину.

- Да, хорош!

- Вы видите, - купец подал Свэну увеличительное стекло и, хотя тот не собирался больше рассматривать ружье, скороговоркой продолжал: - здесь все нужные клейма - испытание стволов, испытание на все виды порохов...

Не слушая его и глядя куда-то поверх его головы, в тот маленький, оставшийся не заиндевевшим, уголок окна, где была видна струйка дыма, поднимавшаяся из трубы домика напротив, Свэн машинально повторил:

- Хорош!

И хотя это относилось уже вовсе не к карабину, а к мыслям Свэна об Йенсене и было сказано иронически, а вовсе не похвально, продавец восторженно подхватил:

- Уж про Йенсена-то не скажешь, что он способен купить дрянь.

- Вот как? - по-прежнему машинально повторил Свэн.

- Вот именно. Не всякий понимает в этом толк... Посмотрите, какой затвор!

- Хотел бы я знать - зачем Йенсену понадобился такой карабин? - в раздумье пробормотал про себя Свэн, не обращая внимания на болтовню продавца.

- Сначала-то он тоже, как и вы, уверял меня, что отлично обходится парадоксом, а как узнал, что вы остаетесь тут еще на зиму и намерены возвратиться на свои старые участки, так вернулся ко мне и говорит: "Дайте-ка мне этот ваш карабин со шнеллером".

- Вот как?

- Вот именно: "Дайте-ка мне карабин". А тут я ему предложил еще к карабину трубу...

- Трубу?

- Вот именно: настоящую цейссовскую трубу. Такой карабин с телескопическим прицелом - настоящее сокровище...

- Вот как? - монотонно повторял Свэн, видимо озадаченный сообщением лавочника. - Значит, он купил и трубу?

- Вот именно! Теперь он может быть уверен, что с трехсот метров попадет медведю в глаз...

- Вы говорите - с трехсот метров?

- Вот именно, в глаз, без малейшей ошибки. - Купец бережно достал из чехла трубу оптического прицела и, издали показывая Свэну, оживленно продолжал: Сейчас вы сами увидите... Прошу вас... И подумайте: при калибре восемь и высокой начальной скорости вы располагаете убойностью, какой никогда не может дать другое ружье.

Укрепив прицел на винтовке, купец вышел на крыльцо и предложил Свэну посмотреть в трубу. И действительно, стоило Свэну приблизить глаз к окуляру, как он уже долго не мог его оторвать: любая цель, на какую он наводил винтовку, словно бы придвигалась к самому дулу; казалось, ничего не стоило попасть в любой гвоздь в доске.

- И все-таки, - сказал он, возвращая винтовку, - она мне не нужна... И мне просто странно, что Йенсен купил такую дорогую вещь... Кажется, вы сказали, что он приобрел ее, узнав о моем возвращении на свои базы?

- Вот именно...

- Вот как!.. А я все-таки обойдусь своим старым ружьем. Только попрошу вас прибавить к моим покупкам еще десяток пуль.

- Двенадцатый калибр?

- Попрошу круглых.

- Ну, зачем же! Я дам вам цилиндрические - лучшей марки.

- Круглая, знаете ли, вернее, - неуверенно проговорил Свэн.

- Что вы, что вы! Смотрите, какие красавицы!

Продавец вынул из коробки большую пулю и поднес ее к самому носу Свэна. Он услышал приятный смешанный запах свинца и сала, густым слоем покрывавшего войлок кольца.

- Новейшего образца. Делает выходное отверстие в суповую тарелку.

- Это даже лишнее, - засмеялся Свэн. - Меня удовлетворит дыра в чайное блюдечко.

- Если вы заботитесь о целости медвежьей шкуры, то лучше бы все-таки взяли винтовку, - торговец потянулся было снова к отложенному карабину, но Свэн остановил его, решительно мотнув головой, и попросил подвести итог счету.

Уже расщитавшись было с лавочником, он спросил:

- И много патронов купил Йенсен к своему карабину?

Лавочник рассмеялся:

- Немногим больше, чем бутылок водки.

- Вот как?

Лавочник нагнулся к уху Свэна:

- Должен откровенно сказать, он мне не понравился... Больные глаза. Совсем больные глаза человека, переставшего знать меру.

- Меру чему? - спросил Свэн.

- Водке. Ну, а там, где нет меры водке, нет меры и собственным поступкам.

- Вот как!

- Да, да. Знаете, что он мне сказал?.. "Беру эти патроны так, для забавы. А для дела мне понадобится всего один".

- Что это значит?

Купец пожал плечами.

- Когда человек пьет, от него можно ждать чего угодно... Вплоть до пули, пущенной себе в рот.

- Вы так думаете? - задумчиво спросил Свэн.

- О нет, пожалуй, к Йенсену это не относится. Скорее он пустит пулю в затылок кому-нибудь другому, чем себе в рот.

- Вот как?

- Что ни говорите, у Йенсена есть свои странности.

- Так, так... Будьте здоровы! - рассеянно сказал Свэн.

- Счастливого пути и удачной охоты, господин Свэн!

Свэн ни за что не признался бы ни одному человеку на Свальбарде в том, что, возвратившись из лавки, он отыскал в своем потрепанном чемодане кажется, единственном, чего не прихватил с собою Йенсен, - старые номера газеты. Это были номера с перепечаткой из советской прессы, где рассказывалось о подвиге и смерти шведа Финна Мальмгрена. И лампа в комнате Свэна потому горела так долго, что он не лег спать, пока не прочел всю эту историю еще раз. И даже лампа была уже давно погашена, а в комнате все еще слышался скрип пружин, когда Свэн поворачивался с боку на бок, раздумывая над прочитанным. Ему казалось, будто что-то было там недосказано, в этих газетных подвалах...

Тут мысль его прервалась, и в комнате слышалось уже только ровное дыхание спокойно спящего человека.

11

Приближаясь к первой базе - самой дальней от мест, где он в прошлом году расставлял капканы, - Свэн поглядывал на трубу избушки: если из нее вьется дым, значит Йенсен там.

В тысяче метров от избушки Свэн остановился и, перекинув через голову погон своего старого ружья, зарядил оба ствола пулями. Но, подумав, вынул патроны и сунул незаряженное ружье стволами под ремни, которыми был увязан груз на санях.

Через десять минут он уже толкнул незапертую дверь избушки, уверенный в том, что она пуста, - возле избушки не было собак Йенсена.

Как ни жалко было тратить уголь ради одной кочевки, пришлось докрасна раскалить чугунную печурку, чтобы хоть немного прогреть промерзшую избушку. Свэн не любил спать в холодной избе. Уж ежели человек не вынужден ночевать под открытым небом, ему должно быть тепло.

Отдохнув, он продолжал путь и через сутки подходил ко второй избушке, уверенный, что застанет там Йенсена. Дыма над трубой там не могло быть: в зимовье не было камелька, в нем обогревались примусом. Поэтому единственным признаком присутствия Йенсена могли служить его собаки. Они, без сомнения, подали бы голос, учуяв приближение упряжки Свэна. Но вот до избы осталось уже не больше тысячи метров, пятьсот, триста...

Упряжка Свэна бежала молча, не было слышно собачьих голосов от зимовья. Это могло иметь только един смысл: изба была пуста.

Свэн провел и тут целый день. Не только потому, что хотел хорошо отдохнуть, но он был уверен, что здесь-то уж дождется Йенсена. Однако, выспавшись и внимательно осмотрев хорошо знакомую обстановку избушки, он понял, что Йенсен и тут не бывал, во всяком случае не оставил ничего, что говорило бы о его намерении вернуться сюда по крайней мере в ближайшем будущем, - ни керосина, ни консервов, ни обычной в таких случаях пары одеял. Избушка имела нежилой вид, словно ее покинули навсегда. Это обескуражило Свэна. Подумав, он решил продолжать путь.