Николай Шпанов - Ученик чародея (Часть 1-6)

- Пустяки! - возразил Крауш. - Одной из причин привлекательности существования является неповторимость жизни. Это верно. Я не могу рассматривать прошлое, как некую безвозвратность. А воспоминания, составляющие значительную долю нашей духовной жизни?

- Ты разумеешь воспоминания, имеющие общественный смысл, так сказать "педагогическую ценность"?

- Нет!.. - решительно отрезал Крауш. - Я говорю о личном, о своем, чаще всего, как это говорится у поэтов: о "лирическом".

- Ты и лирика? - Кручинин уставился на прокурора с нескрываемым изумлением. - Старик, ты оборачиваешься ко мне неожиданной стороной!.. Коли так, я тебе признаюсь, но только по секрету: согласен. Больше того: считаю, что частенько будущее потому и привлекательно, что окрашивается привлекательными событиями прошлого. Иначе о чем можно было мечтать? А без мечты какая же жизнь?!

- Ты уловил мою мысль. - Крауш несколько раз кивнул головой, выражая удовольствие. - Человек чувствовал бы себя лишенным перспективы, если бы не имел надежды на то, что удастся еще пережить подобное лучшему, что было... В этой формуле есть привлекательность.

- Не порочна ли она? - в сомнении спросил Кручинин. - Ведь ежели выступить с нею - побьют, а?

- Может быть, и побьют, - рассмеялся Крауш. - Положение твоего писателя о том, что прелесть жизни в необратимости прошлого, - от пессимизма.

- Возможно... Уж очень обездоленным должен быть человек в прошлом, чтобы не рождалась надежда пережить пережитое... Я не принадлежу к числу таких... - Кручинин решительным движением руки отрубил воздух. - Нет, не принадлежу!

- Так, значит, и разговор о "лишнем" куске жизни - пустой разговор. Вот почему я повторяю: ты навсегда бросаешь курить. Прояви силу воли, какой должен обладать человек нашей профессии. И потом... потом тебе следует поскорее отправляться на отдых.

С прищуром, придававшим лицу выражение добродушного лукавства, хорошо знакомое Грачику, Кручинин поглядел на свою папиросу. Приподняв голову, он следил за струйкой дыма, поднимавшегося к лампе и медленно расплывавшегося там в широкую ленту. Лента плавно тянулась к отворенной форточке. Кручинин ткнул дымящуюся папиросу в пепельницу и придавил так, что она сразу погасла; взял полную коробку папирос и свободным, легким движением бросил в камин. Картон вспыхнул со всех сторон, и густой дым сизым столбом повалил в дымоход, наполняя комнату крепким ароматом табака.

- Первобытные курильщики называли этот дым божественным и считали, что табак спущен им непосредственно от богов, - сказал Кручинин.

94. СЛОВО ПРИНАДЛЕЖИТ ПРОКУРОРУ

- Жаль, что я не смог быть в суде, - сказал Кручинин. - Хотелось бы посмотреть на тебя в этом новом для меня качестве... Странное свойство нашей психики: знаю ведь, что ты уже много лет прокурор и сам я не новичок в этой области, а вместе с тем, слыша твое имя, представляю себе тебя в затрапезной шинели, с маузером на боку... - Кручинин на минутку задумался, и выражение некоторой грусти пробежало по его лицу. - Может быть, увидев тебя на процессе, я и самого себя воспринял бы иначе, чем воспринимал до сих пор... Никак не могу состариться в собственном представлении. Это качество нашего поколения: до самой смерти воображать себя молодыми. Или таково свойство всех здоровых людей?

- Кое в ком из смены я этого не замечаю... - Крауш покачал головой.

- Боюсь, что ты несколько... "окабинетился". Все представляется тебе в более мрачном свете, чем нужно, потому что изо дня в день видишь только самые неприглядные стороны жизни, только с ними соприкасаешься...

- Может быть, - неохотно согласился Крауш. - Я с надеждой думаю о времени, когда партия отпустит меня с этой работы.

- Э, нет, брат! - воскликнул Кручинин. - Надеюсь, такой ошибки не сделают. Ты на месте, старик! Ей-ей, на месте! К твоему делу не легко привыкнуть, еще труднее сделать его смыслом жизни, отдать ему душу и сердце...

- Опять душа?!

- Да, опять. Такова профессия!.. Да, да, такова наша профессия... повторил Кручинин. Хотел бы рассказать о вопросе, когда-то заданном Грачиком: "Можно ли сохранить чистоту представления о жизни, ясное восприятие окружающего, постоянно соприкасаясь с темными сторонами жизни?.." Но подумал: небось прокурору повторять это незачем. Сказал только, что наблюдение за жизнью Грачика убеждает в том, что советская молодежь не является носительницей микроба преждевременной старости. Жизненные соки молодого поколения достаточно сильны, чтобы провести его через временные трудности, коли, впереди видна светлая цель. Можно пойти и дальше: Инга Селга, Вилма Клинт. Вот мы даже еще не называем их советскими людьми. А посмотри: они же наши. И впереди у них только то, что и у нас.

- Ты удивительный оптимист, - проговорил Крауш, - не только умеешь добраться до корешков самого запутанного дела, но настоящий чародей в другом: кто побывал в твоих руках, возвращается в жизнь другим человеком... Почему они уходят от тебя даже в тюрьму с твердым намерением вернуться к тебе же за путевкой в новую жизнь? Это не чародейство?

- Заткни фонтан!.. - Кручинин замахал руками. - То, что ты называешь "чародейством", - бессознательный дар мне самому в обмен на то, что я научил моего Грача своему ремеслу...

- Искусству... - поправил Крауш.

- Еще в процессе работы над Грачем, едва успев дать ему совет протягивать ниточку доверия через стол от себя к подследственному, я увидел, что люди, с которыми он приходит в соприкосновение, как-то удивительно просто откликаются на его предложение дружбы... Быть может, звучит несколько одиозно: дружба следователя с преступником! Но, честное слово, сколько раз я исподтишка наблюдал за рождением этого понимания. Бывало, я просто со страхом ждал, как моего желторотого Грача надуют, обведут вокруг пальца и подведут под монастырь опытные нарушители. Он в большинстве из них находил пищу для своей "веры в человека". А уж нам ли с тобой не знать, чего подчас стоит такая вера!..

- К сожалению, мы нередко получаем оплеухи, проявляя эту самую "веру"... - невесело согласился Крауш.

- Но то, что я преподнес Грачу в качестве теоретического постулата, в его руках стало действенным средством отыскания истины. В самом широком смысле слова: он искал истину для суда, искал ее для себя и для них самих, - тех, кто старался закопать ее как можно глубже. И представь - находил! В большинстве случаев находил.

- Да, - согласился Крауш, - он настоящий ученик своего учителя. Если тебя у нас прозвали чародеем, то он - ученик чародея. Хочу оставить его у себя.

- Думаю, он не станет возражать... Тут есть одно особенное обстоятельство.

- Знаю, - усмехнулся Крауш, - приобрел у нас в Латвии сразу и жену и сына?

- Вот именно... Только что сам не стал латышом. - Кручинин посмотрел на часы. - Однако ты так и не сказал: что было на суде? Хотя бы самое интересное...