Виктор Баныкин - Рассказы о Чапаеве

- Он у нас мастер на разные фокусы, - подтвердил Зайцев.

- Ты тоже птица стреляная, - посмотрел в его сторону Чапаев. Кузнецов молодец! Снаряды нам до зарезу нужны. - Василий Иванович вдруг повернулся в сторону ординарца: - О чём задумался, философ? Может, и взаправду пошлём в Жигулёвские горы кладоискателей, а?

Исаев взглянул на своего командира. Глаза у Чапаева были сощурены, и в них таилось добродушное лукавство.

- Стоит ли, Василий Иваныч? - вопросом ответил Петька, тряхнул головой и от всей души рассмеялся.

ВЗЯТИЕ НИКОЛАЕВСКА

Повернувшись к окну спиной, грузный Лоскутов тяжело прошёлся по комнате.

"Что предпринять? Как выйти из затруднительного положения?" - в сотый раз спрашивал себя командир Пугачёвского полка. В тягостном раздумье Лоскутов то и дело ворошил копну жёстких волос. На лбу собрались морщинки.

Тревожили ненужные, посторонние мысли. Почему-то вспомнилось, что, с тех пор как бригада возвратилась из похода на Уральск, он ни разу не смог съездить в Селезнёвку повидаться с детишками, и сердце вдруг защемило. Как-то раз приезжала на день жена, он обещал непременно навестить детей, но так и не сдержал своего слова.

Лоскутов вздохнул, посмотрел по сторонам.

Комната была большая, неуютная. В раскрытые окна, выходившие на улицу, доносились ружейная перестрелка, прерывистые пулемётные очереди и пофыркивание привязанных к коновязи штабных лошадей. За тонкой тесовой перегородкой исступлённо трещал телефон. Кто-то снимал трубку и торопливо в двадцатый раз кричал охрипшим голосом:

- "Волга" слушает! Кто вызывает?

В окно заглянул лучик солнца. Сизый от махорочного дыма, он упал на расстеленную на столе карту, и лежавший на самом углу циркуль неожиданно ослепительно заблестел.

Заложив за спину руки, Лоскутов подошёл к столу. Вскинул глаза на сидевших в глубоком молчании командиров. Глухо проговорил:

- Ну, что делать будем?

- Д-да, положеньице... - неопределённо протянул Силантьев и ещё ниже склонился над картой.

Сидевший на подоконнике Дёмин ничего не ответил.

А положение действительно было критическое.

В Самаре хозяйничало белогвардейское правительство. А на юг, вниз по Волге, в направлении на Саратов и Царицын, продвигались части чехословацкого корпуса, состоявшего из военнопленных. Этих военнопленных чехов, получивших разрешение от Советского правительства выехать к себе на родину, подняли на мятеж против молодой социалистической республики английские и французские капиталисты.

20 августа чехословацкие части заняли город Николаевск. Для Красной Армии это была большая потеря. Из Николаевска открывался прямой путь на Саратов. Советские войска оказались зажатыми в огненное кольцо.

Николаевск необходимо было освободить во что бы то ни стало. И вот полкам бригады Чапаева, расположенным в Порубежке и Карловке, было приказано выступить через село Давыдовку и атаковать противника в лоб.

Но как выполнить этот приказ, когда полк Лоскутова, находившийся в Порубежке, уже вёл бой с отрядом белочехов? Противник захватил переправу через Большой Иргиз и теперь настойчиво стремился ворваться в Порубежку.

- И надо ж так случиться... Только ведь уехал Василий Иванович в отпуск на несколько дней - и вот на тебе, началась заваруха! - покачивая головой, сказал Силантьев, отрываясь от карты. - Но приказ есть приказ. Выполнять надо!

Лоскутов насупил широкие брови.

- Если мы начнём отход на Давыдовку, - медленно заговорил он, - чтоб атаковать противника в Николаевске... как ты думаешь, этот отряд оставит нас в покое?

- Как бы не так! - воскликнул молчавший до того Дёмин. Высунувшись в окно, он зло плюнул.

Внезапно Дёмин спрыгнул с подоконника и стремглав бросился к двери.

- Василий Иванович скачет! - закричал он. - Право слово, он!

* * *

Чёрные лакированные крылья тарантаса, ставшие матовыми от пыли, беспрерывно дребезжали.

От жары земля потрескалась. Дорога, сплошь покрытая выбоинами и кочками, гудела под колёсами, словно она была отлита из чугуна. Горячий попутный ветер подхватывал густую серую пыль и нёс её впереди бешеной тройки.

С приближением к Порубежке Чапаевым овладело ещё большее нетерпение: скорее, скорее в штаб! Василий Иванович часто вставал с сиденья и, держась за костлявое плечо Исаева, восседавшего на козлах, острым взглядом впивался в несущуюся навстречу дорогу.

- Погоняй, Петька! Погоняй! - просил он.

Позади тарантаса скакало несколько верховых, и спину Чапаева обдавало душным дыханием уставших, потных коней.

С реки доносилось чёткое татаканье пулемёта, приглушённые выстрелы беспорядочной стрельбы.

- Погоняй, Петька! Погоняй! - настойчиво теребил за плечо ординарца Василий Иванович.

Но вот и село. Промелькнули гумна с заброшенными ригами, амбар без двери, и тройка влетела в безлюдную улицу. Отчаянно закудахтали куры, ошалело разбегаясь с дороги, во дворе визгливо затявкала собака.

Проезжали площадь, когда внимание Чапаева привлекла странная толпа, сгрудившаяся у пожарного сарая. Мелькали непокрытые головы, белые нательные рубахи, голые спины.

- А ну-ка, заверни, - приказал Василий Иванович Исаеву.

Лошади свернули с дороги, и тарантас мягко покатился по обожжённой солнцем траве.

- Это что тут... что тут за цыганский табор? - строго закричал Чапаев.

Понурив головы, перед ним стояли молодые парни - добровольцы недавно сформированной роты. На вопрос начбрига никто не проронил ни слова.

Сощурившись, Василий Иванович помедлил, а потом не спеша заговорил:

- А я вас, молодчики, вначале и не узнал. Смотрю издали - на бойцов не похожи. Что же, думаю, за люди?.. Каким делом, спрашиваю, занимаетесь?

Все стояли не шелохнувшись, точно оцепенели.

Быстрые зеленоватые глаза Чапаева прошлись по растерянным лицам. У двери пожарного сарая, позади тесно сбившихся ребят, начбриг приметил бойца, хорошо запомнившегося ещё при его записи в полк неделю назад.

- Да тут, никак, мой приятель?.. Сам принимал в часть! - чуть улыбнулся Василий Иванович. - А ну-ка, Аксёнкин, подойди поближе, потолкуем.

К бойцу сразу повернулись все головы, перед ним расступились, освобождая дорогу, и он медленно, как бы ощупью, приблизился к тарантасу. Это был молоденький, лет семнадцати, паренёк с едва пробившимся над губой темноватым пушком. На его полных щеках горел нежный девичий румянец.

На вопрос Чапаева: "Расскажи-ка, товарищ боец, каким вы тут добрым делом занимаетесь?" - Аксёнкин на секунду поднял голову и посмотрел в лицо начбригу. Большие правдивые глаза паренька вдруг увлажнились, и он часто заморгал веками. Негромко, виновато сказал:

- Такое случилось...

Помолчав, продолжал:

- Сам вот... теперь хоть на людей не гляди! А вышло оно так... В атаку на нас неприятель бросился, а мы... получилось, не выдержали. Бежим к мосту, а он подводами запружен. Тут уж совсем головы потеряли. Которые не только винтовки, а и одежду чуть не всю побросали... Ну и, конечно, в речку... Так объясняю, ребята?