Виктор Попов - Советник королевы - суперагент Кремля

Известно, что Моршед и Блант обнаружили в Хессе также Орден подвязки и портрет герцога Кларенса, место которых, по их мнению, было в королевском архиве. Они посоветовали Георгу VI обратиться к королеве с личной просьбой о возвращении их Англии. Месяц спустя посол Британии в Голландии сообщил, что оба эти предмета были переданы Гаагой Лондону.

В книге Гордиевского, о которой я говорил, он дает отрицательную характеристику Родину как «надменному аппаратчику», который «с презрением относился к подчиненным». При этом он даже ссылается на мнение Ю.И. Модина, хотя последний в беседе со мной, напротив, охарактеризовал Родина как опытного, знающего разведчика. Именно с ним Модин разрабатывал сложную систему встреч с нелегальными разведчиками, которая обеспечила бы их полную безопасность. Идея системы принадлежала Родину. (Правда, он добавляет, что во второй свой приезд Родин, видимо, из-за болезни сам не всегда придерживался этой системы.) Отрицательная характеристика Гордиевского объясняется, вероятно, тем, что он лично не знал Родина или просто пожелал очернить честного советского разведчика, одного из его предшественников.

Относительно характера встреч «контролера» с Блантом на основе имеющихся материалов и вновь сообщенных данных одним из советских разведчиков (А.С. Феклисовым, работавшим в Лондоне в 1947–1950 гг.) можно сказать следующее. Каждой встрече предшествовала тщательная подготовка, план которой, как правило, утверждался в Москве. Все они по своему содержанию были не похожи одна на другую; у каждой была своя специфика, свои методы проверки слежки, различные места и районы встреч (бары, рестораны), новые пароли (на случай замены московского агента) и т. д. Сведения, полученные Блантом об английской системе наружного наблюдения, и его советы, как уберечься от слежки, передавались другим английским агентам, работавшим на Москву.

В предыдущем, 1928 году произошел аналогичный случай. В посольство в Париже пришел сотрудник итальянского правительства и предложил купить у него секретный шифр. Сотрудник КГБ, быстро просмотрев документ, заявил, что это подделка, бросил его в камин и немедленно выпроводил итальянца. Затем документ был изъят из камина абсолютно неповрежденным, послан в Москву, и Центр выразил благодарность офицеру КГБ за его оперативность: шифр был подлинным.

Читателю может показаться странным, как это вдруг англичанин, занимавший ответственный пост, идет в посольство враждебной страны, причем подвергая себя при этом огромному риску, и продает сверхсекретные документы. Но алчность и деньги иногда бывают сильнее патриотизма. И случается это не так уж редко. В английской практике история со «Скоттом» далеко не исключение. Почти аналогичный случай произошел и с другим англичанином, Дж. Праймом, в 1968 году. И потому, излагая его дело, английские авторы ссылаются на «дело Скотта».

Джордж Артур Прайм, работавший в английской спецслужбе, находясь в Западном Берлине, решил поехать в ГДР, в Восточный Берлин. При пересечении границы он сказал советскому офицеру-пограничнику, что хочет увидеться с представителем советской разведки. При первой же встрече он назвал себя «сторонником коммунизма» и сказал, что готов передать советской стороне важные секретные сведения. На вопрос о его работе Прайм ответил, что служит в Центре слежения в Челтнеме, где в свое время работал и Кернкросс (по иронии судьбы Челтнем, секретный британский объект, в 70-е годы стал «побратимом» одного из районов города Сочи). Правда, несмотря на свою «любовь к коммунизму», он сразу согласился принять денежное вознаграждение. Сначала ему платили по 30–40 фунтов, затем после нескольких очень важных сообщений — по 400, а в конце его службы стали платить и по 4 тысячи фунтов. Для копирования ряда сверхсекретных материалов, которые нельзя было долго держать на руках, он пользовался ксероксом, установленным в коридоре недалеко от его кабинета. Делал он это в обеденный перерыв, когда все сотрудники отправлялись в столовую и в административном здании не было ни души. Он сам, видимо, понимал, что ходит по краю пропасти, и дважды у него возникала мысль бежать в Москву, но каждый раз он передумывал. Последнее его свидание с советскими агентами состоялось в ноябре 1981 года в ГДР, а менее года спустя его разоблачили и в ноябре 1982 года судили. К тому времени он уже был очень нездоров, дважды подвергался осмотру психиатра. Приговор был суровым: 35 лет тюремного заключения за шпионаж и 3 года за «недозволенные сексуальные действия» в отношении девочек одиннадцати, тринадцати и четырнадцати лет.

Английские авторы У. Корзон и Р. Кроули сообщают, что фамилия «Ганса» — Галлени. Он был членом Швейцарской коммунистической партии. Первоначально в качестве советского разведчика он работал во Франции и Бельгии, а затем переселился в Гаагу. Дальнейшая судьба Галлени, к сожалению, неизвестна.

На самом деле Войновичу, хотя он и был отозван в Москву, благодаря его друзьям по работе удалось спастись от ареста и наказания. По некоторым сведениям, он впоследствии даже служил в охране Сталина и был его шофером. Но позднее Сталин, решив, вероятно, что Войнович знает слишком много, «убрал» его. В 1937 году он был арестован, в течение года его допрашивали, а затем расстреляли.

Именно Джон Кинг сообщил англичанам, что «Скотт», явившийся в 1929 году в советское посольство в Париже, был Эрнестом Олдхамом.

Билл Стефенсон («Маленький Билл», в отличие от «Большого Билла» — генерала Уильяма Донована, руководившего Управлением стратегических служб, предшественника ЦРУ) прибыл в Америку 18 июня 1941 г. и направил в Лондон, в Секретную службу, телеграмму следующего содержания: «Наш человек приступил к работе».

Кстати, некоторые исследователи полагают, что если советская разведка через Филби предлагала кандидатуру Холлиса для проверки дела Гузенко, то, вероятнее всего, она была в нем уверена.

Гузенко скончался внезапно в 1982 году и был похоронен под именем «Джона Брауна, прибывшего из Праги». На похоронах присутствовали только члены его семьи и несколько знакомых, которые хорошо знали, что хоронят они не «мистера Брауна» и не «человека, прибывшего из Праги». «У него была очень трудная жизнь здесь, — заявил присутствовавший на похоронах редактор «Торонто стар». — Он вынужден был скрываться, жить под чужим именем, биться за каждый грош». Английское правительство ограничилось тем, что признало его гражданином Британии, но отказало ему в средствах, а канадское правительство выделило ему более чем скромную пенсию — 500 долларов в месяц.