Николай Коняев - Тайны Шлиссельбургской крепости

Конечно, пришлось поломать голову, но скоро и тут нашелся выход. Кречетова осенило, что ликвидировать неграмотность всех слоев российского населения можно с помощью организации широкой сети училищ, а искоренить беззакония и лихоимства можно с помощью юридических знаний. Еще, конечно, и воспитание надо бы вести в масонском духе, чтобы смягчить грубые нравы народа.

Новоявленного «просветителя» не посадили сразу только потому, что его «нелепые писания» немало потешали окружение императрицы.

Тем не менее Федор Кречетов не сдавался, скоро он объявил об издании «открытого масонства святой истины». Не думая о последствиях, он поносил митрополита Гавриила, не одобрившего его издательских начинаний, расхваливал события в революционной Франции и неприлично выражался об императрице. Кроме того, он по-прежнему сулил просветить Россию и тем самым избавить народ от ига царизма.

На Кречетова был сделан донос, но отставной поручик не запирался и в Тайной канцелярии. Он предрек митрополиту Гавриилу участь растерзанного толпой в дни чумного бунта московского митрополита Амвросия, напугал власти солдатским восстанием и пригрозил заточить в монастырь саму императрицу — «как убивицу, впадшую в роскошь и распутную жизнь».

Безусловно, отставной поручик выглядел достаточно карикатурно. Читая его высказывания в пользу масонства, возникает ощущение, что Кречетов черпал знания о нем только со страниц новиковских журналов.

И тем не менее некоторые мысли Кречетова глубоки и сохраняют актуальность и сейчас, а ощущению справедливости, живущему в этом смешном человеке, следовало бы поучиться и другим…

«Из всех его мыслей и произносимых им слов видно, что он не хочет, чтобы были монархи, а заботится более о равенстве и вольности для всех вообще, — писал тогда генерал-прокурор А.Н. Самойлов, — ибо он, между прочим, сказал, что раз дворянам сделали вольность, для чего же не распространить оную и на крестьян, ведь и они такие же человеки».

Кажется, эта мысль, что — крестьяне «такие же человеки», как и дворяне — и переполнила чашу терпения властей предержащих.

18 июля 1793 года Федор Кречетов был помещен в Петропавловскую крепость, а затем переведен в Шлиссельбург.

Поместили Кречетова во втором этаже «нумерной» казармы в камере № 5.

Изможденный и оборванный, с распухшими от водянки ногами, он провел в одиночном заключении шесть лет и был освобожден только в 1801 году по случаю вступления на престол Александра I.

Еще осенью 1785 года появился в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре странник и попросил настоятеля дозволить ему пожить на острове, в пустыни, чтобы принять «попустительство искусов великих и превеликих».

Игумен Назарий принял двадцативосьмилетнего странника, назвавшегося Авелем, и только 1 ноября 1787 года велел ему выйти из пустыни в монастырь.

«И пришел Авель в монастырь того же года, месяца февраля в первое число и вшел в церковь Успения Пресвятыя Богородицы. И стал посреди церкви, весь исполнен умиления и радости, взирая на красоту церковную и на образ Божией Матери… внидя во внутренняя его; и соединился с ним, якобы един… человек. И начал в нем и им делать и действовать, якобы природным своим естеством; и дотоле действовали в нем, дондеже всему его изучи и всему его научи… и вселися в сосуд, который на то уготован еще издревле. И от того время отец Авель стал вся познать и вся разумевать: наставляя его и вразумляя всей мудрости и всей премудрости».

И «с того убо время начал писать и сказывать, что кому вместно».

Но уже не на Валааме писал и сказывал Авель, а в Костроме, в Николо-Бабаевском монастыре на Волге…

Зимой 1796 года инок Николо-Бабаевского монастыря Авель показал монаху Аркадию книгу, в которой было написано о царской фамилии.

Аркадий донес о книге настоятелю, и тот, прочитав, что 6 ноября нынешнего года матушка-государыня императрица Екатерина Алексеевна непременно помрет, немедленно отправил книгу и ее сочинителя по инстанциям.

Неизвестно, писал ли Авель, что императрицу хватит удар, когда она будет сидеть на ночном горшке, но всё равно предсказание чрезвычайно разгневало петербургских чиновников.

— Како ты, злая глава, смел писать такие титлы на земного бога?! — кричал на тульско-костромского пророка обер-прокурор Сената генерал А.Н. Самойлов. — Кто научил тебя писать о подобных секретах?!

— Меня научил писать сию книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся иже в них, — отвечал Авель. — Тот же повелел мне и все секреты оставлять…

Обер-прокурор направил Авеля в Тайную экспедицию.

Там пророка допрашивал «коллежский советник и кавалер» Александр Макаров.

Запись допроса сохранилась.

Любопытно, что начинается он вопросом самого Авеля.

— Есть ли Бог и есть ли диавол? — спросил он у своего следователя. — И признаешь ли ты их?

— Тебе хочется знать, есть ли Бог и есть ли диавол и признаются ли они от нас? — переспросил Макаров. — На сие тебе ответствуется, что в Бога мы веруем и по Священному Писанию не отвергаем бытия и диавола; таковые твои вопросы, которых бы тебе делать отнюдь сметь не должно, удовлетворяются из одного снисхождения, в чаянии, что ты, конечно, сею благосклонностью будешь убежден и дашь ясное и точное на требуемое от тебя сведение и не напишешь такой пустоши, каковую ты прислал. Если же и за сим будешь ты притворствовать и не отвечать на то, что тебя спрашивают, то должен ты уже на себя самого пенять, когда жребий твой нынешний переменится в несноснейший и ты доведешь себя до изнурения и самого истязания…

Доводить себя до изнурения и самого истязания Авель не стал и подробно рассказал, что крещен в веру греческого исповедания, которую содержа, повинуется всем церковным преданиям и общественным положениям; женат, детей имеет троих сыновей; женат против воли и для того в своем селении жил мало, а всегда шатался по разным городам.

— Когда ты говоришь, что женат против воли и хаживал по разным местам, то где именно и в чем ты упражнялся? — спросил Макаров. — И какое имея пропитание, а домашним — пособие?

— Когда мне было еще десять лет от роду, то и начал мыслить об отсутствии из дому отца своего с тем, чтобы идти куда-либо в пустыню на службу Богу; а притом, слышав во Евангелии Христа Спасителя слово: «Аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего рода, то сторицею вся приимет и вселится в царствии небесном», внемля сему, вячше начал о том думать и искал случая о исполнении своего намерения. Будучи же семнадцати лет, тогда отец принудил жениться, а по прошествии несколько тому времени начал обучаться российской грамоте, а потом учился и плотничной работе.