Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

15 января Куропаткин приказал захватить Сандепу во что бы то ни стало. Но японцы успели подтянуть резервы и ударили по всему 1-му корпусу. Пока здесь отбивались, 10-й корпус перешёл в наступление – неожиданно успешно. Но когда его передовые части уже угрожали окраинам Сандепу, пришёл приказ главнокомандующего: не увлекаться наступлением. Приказ есть приказ. Остановились, стали ждать. Тем временем в тыл японцам прорвалась конница генерала Мищенко, но без поддержки пехоты её успех оказался эфемерным, и она вернулась обратно. К вечеру 15-го Куропаткин отдал приказ о прекращении наступательных действий. Армия Гриппенберга отодвинулась за Хуньхэ, потеряв убитыми и ранеными почти двенадцать тысяч человек. Потери японцев достигали девяти тысяч.

Сражение как сражение. Всякая война состоит главным образом из такой вот бестолковщины, сутолоки и никому не нужных потерь. Но тут следует обратить внимание на политический фон.

9 января – Кровавое воскресенье. Во время уличной стрельбы из толпы кричали солдатам: «Трусы! С японцами бы так воевали!» 11 января государь учредил пост генерал-губернатора Петербурга с чрезвычайными полномочиями; назначил на этот пост бывшего московского обер-полицмейстера Дмитрия Фёдоровича Трепова, человека решительного и жёсткого. Перемены в правительстве представлялись неизбежными, и действительно: 17 января последовала отставка Мирского; 18-го на освободившийся пост министра внутренних дел назначен Булыгин. И Трепов, и Булыгин считались креатурами великого князя Сергия Александровича, дяди императора (и к тому же свояка: женат на сестре императрицы). Он только что оставил генерал-губернаторский пост в Москве; полагали, что в знак протеста против мягкотелой политики Мирского. Расстрел демонстрантов 9 января в Петербурге осуществлялся под общим руководством его брата, командующего войсками Петербургского округа великого князя Владимира Александровича.

Куропаткин несколько лет занимал пост военного министра и прекрасно знал все нюансы взаимоотношений между власть имущими. И не мог не делать прогнозов.

В течение двух лет перед тем вся жизнь верхов Российской империи проходила под знаком жесточайшей подковёрной схватки политических чудовищ: громовержца Плеве и змея Витте. Министра внутренних дел Плеве поддерживали в кругах, близких к великому князю Сергию, и в тёмной компании статс-секретаря Безобразова и адмирала Абазы. Эти последние имели коммерческие интересы на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее. Опираясь на столь серьёзные силы, блок Плеве поставил задачу: вытеснить председателя Комитета министров Витте и его союзника министра иностранных дел Ламздорфа из внешней политики. Отчасти им удалось это сделать, добившись учреждения Дальневосточного наместничества. Наместник адмирал Алексеев получил право самостоятельно осуществлять политический курс в отношении Кореи, Китая и Японии. Курс этот закончился войной. Когда-то Витте сам был сторонником весьма экспансионистской политики в Китае и Корее. Теперь он становится сторонником мира и яростным критиком войны.

Куропаткин оказался в лагере Витте. Естественно: если флотские (Абаза, Алексеев) за Плеве, то он, сухопутный, против. О теплоте взаимоотношений между сторонами можно судить по выдержкам из частных писем и дневников.

Алексей Абаза – жене Наталье, 25 мая 1904 года: «Был вчера у Плеве. Дал ему такое оружие в руки… что теперь он сможет побороть Ноздрю и кого угодно». Александр Безобразов – Алексею Абазе, 26 мая 1904 года: «Нужно кому следует хорошенько показать зубы, чтобы вся эта галдящая шваль замолкла бы… Следует взять главного запевалу и так ему накласть, чтобы всем другим это было доброй острасткой». 1 июня: «Наш военный и дипломатический престиж… упал за границей так сильно, что даже при будущем успехе с этим придётся считаться. Вот что значит глупость Птицы и Головастика». 6 июня: «…Следует быть осторожным с Куропаткиным, так как он теперь будет все ошибки валить на других и уверять, что он жертва обер-гоф-кригсрата. На эту гнусность он более всего способен, и этим специально занимался паршивый триумвират у меня меня на глазах эти последние пять лет». Поясняем: «главный запевала» и «Ноздря» – Витте, «Головастик» – Ламздорф, «Птица» – Куропаткин; «Паршивый триумвират» – Витте, Ламздорф, Куропаткин.

Этот последний в долгу не оставался. Ещё 3 марта 1902 г. он пишет в дневнике про Безобразова: «Хлестаков Гоголя – щенок и мальчишка <���по сравнению> с этим новым Хлестаковым начала XX столетия». 28 марта: «Дружнее других проваливали безобразовские затеи Витте и я. Помог и Ламздорф». 31 октября: «Теперь, по словам Витте, окончательно определилось, что Безобразов – негодяй». И так далее.

15 июля 1904 года громовержец сам поражён динамитным громом – возможно, не без участия «Ноздри». Алексей Абаза сетует в письме к жене: «Смерть Плеве меня очень удручает… Он был союзник, а теперь я один!» Но «паршивый триумвират» тогда не добился победы: на место убитого назначен посторонний человек, Мирский. И вот, в январе, дело принимает новый оборот.

Куропаткин-царедворец попал в сложное положение. О событиях в Питере он узнал 10 января и сразу понял: со дня на день Мирский уйдёт. Наиболее вероятный (и желанный) кандидат на его пост – Витте. Но чтобы это назначение состоялось, дела на фронте должны идти худо – не настолько, чтобы государев гнев обрушился на главнокомандующего, а настолько, чтобы дать возможность Витте разыграть роль спасителя отечества, государственного мужа, который один знает, как вытащить державу из тухлого положения. Что же делать? Самое ловкое – предпринять неудачное наступление. Так и высочайшее неудовольствие от себя отвести можно: наступал же всё-таки, пытался. И партнёру по политической игре дать карты в руки: вот, не выигрывается эта война без Витте, хоть тресни. Полагаем, что именно этим объясняется поведение главнокомандующего в дни боёв за Сандепу: отдаёт приказ наступать, когда войска к этому не готовы, а как только намечается успех, сразу: «Не увлекаться атакой», «Прекратить наступление». Нет, ей-богу, неправы те, кто считал Куропаткина бездарным стратегом. План реализован филигранно.

Тяжелораненые ещё умирали в полевых лазаретах, когда в ставке главнокомандующего узнали о назначении Булыгина. Внезапно обрисовалась совершенно новая политическая перспектива. Тандем Трепов-Булыгин означал переход к чрезвычайным мерам в борьбе с нарастающей смутой. Запахло диктатурой, а то и установлением регентства ради спасения монархии. Для этих целей никто не подходил лучше великого князя Сергия. Впрочем, и Витте не сложил оружие: в те же дни он добился от императора повеления возглавить работу комиссии по обсуждению реформ. Ясное дело: государь лавировал между претендентами на диктаторский жезл. Только он и был заинтересован в победе на Маньчжурском фронте. Через «исправляющего должность» военного министра Сахарова Куропаткину летят телеграммы с требованием наступать, побеждать. В те же дни – 19-го и 20-го – пишет ему и Витте; смысл его депеш диаметрально противоположный: война эта – «род государственной авантюры», следствие «явного безумия», заканчивать её надо как можно скорее, пока не стало совсем плохо. Это тоже указание: ни в коем случае не побеждать.