Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

Доктор Боткин писал о мукденском отступлении: «Произошло то, что происходит в любом театре, когда вся собравшаяся толпа, вследствие действительной или ложной тревоги, должна выйти из здания через его узкие проходы. Произошла давка, паника; люди, находившиеся в крайнем нервном напряжении, совершенно обезумели: забыли родство, чины, душу, Бога, и только спасали свой живот». Добавим к этому, что таковой исход был предрешён. Главнокомандующий думал не о победе и не о сохранении жизней солдат, а о том, какое положение выгоднее занять в складывающейся конфигурации власти; он играл на ничью, и потому проиграл. Командиры корпусов и дивизий расчитывали, каким манером придёт в движение служебная лестница после повышения или, наоборот, отставки главнокомандующего; младшие офицеры и солдаты видели это и не могли взять в толк, почему они должны умереть на сопках Маньчжурии ради карьерных интересов своих генералов… В армии, как и во всём обществе, царил глубокий разлад, отлакированный под верноподданный патриотизм, прикрытый армейской выправкой и показной храбростью. В русской армии, как и во всей России, никто не хотел побеждать. А японцы хотели. Вот и победили.

Потери русской армии в Мукденском сражении оцениваются в девяносто тысяч человек, из коих до шестидесяти тысяч убитыми и ранеными, остальные пленными. Потери японцев – примерно семьдесят одна тысяча. Ради чего было убито и искалечено сто тридцать тысяч молодых здоровых людей – об этом история умалчивает.

Глубокой ночью с 13(26) на 14(27) мая 1905 года походный строй кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры начал втягиваться в узкое горло пролива между островами Симодзима и Ики. На русских картах этот пролив иногда обозначался как «проход Крузенштерна», на японских – как Цусимский пролив. По пути из Камрани во Владивосток это самое узкое, самое близкое к японскому берегу место; вероятность встречи с противником здесь была наибольшей. Поэтому, несмотря на поздний час, на мостике флагманского эскадренного броненосца «Князь Суворов» стоял сам командующий эскадрой контр-адмирал З. П. Рожественский. Обстановка была тревожной. Командующий не мог не понимать того, что понимал каждый матрос: дозорные суда японцев бороздят воды пролива вдоль и поперёк, ищут русский флот. Задача японцев проста: не дать эскадре прорваться к Владивостоку, или хотя бы нанести ей возможно больший урон. Задача русских – уклоняться от боя, а если это не удастся, то, бросая на съедение врагу слабые и тихоходные суда, пробиваться к спасительным берегам Приморья хотя бы частью сил.

Настроение у всех – от контр-адмирала до последнего матроса – было беспокойное, неприятное настроение людей, приносимых в жертву. Вся война эта, о ходе которой на кораблях эскадры знали только по отрывочным сообщениям из Петербурга да со страниц получаемых во время стоянок иноземных газет, шла совсем не так, как надо бы. И хуже всего дело обстояло на море. Японский флот многократно доказал свою – неожиданную для русских – силу и боеспособность. Русских же преследовали систематические неудачи, приобретавшие какой-то фатальный характер. Гибель адмирала Макарова на нелепо взорвавшемся броненосце «Петропавловск», бестолковые, неуверенные действия других адмиралов, огромные и всё возрастающие потери, уничтожение основных сил Тихоокеанского флота в Порт-Артуре и, главное, отсутствие мало-мальских побед, хоть бы какого-нибудь просвета на мрачном фоне глупо проигрываемой войны – всё это вселяло в сердца людей чувство неуверенности и страха, чувство, близкое к обречённости. А кругом плескались чужие воды, сквозь дымку проступали враждебные берега, и под днищем каждого из тридцати четырёх боевых и десятка транспортных кораблей чернели сотни футов холодной бездны.

Война, которой ждали давно, началась почему-то внезапно. И тут же выяснилось, что на флоте к ней не готовы. Решение о переброске сил с Балтики на Дальний Восток возникло сразу, и было неизбежным. Собственно, оно было очевидно и до войны, ибо сил тихоокеанской эскадры не доставало для господства на море, а только такое господство давало ключ к победе. Это понимали все и, как всегда, ничего не сделали вовремя. Устаревшие корабли посылать в поход было бессмысленно, новые эскадренные броненосцы, способные соперничать с японскими, построить в срок не успели: они спешным порядком доделывались, но в строй встать могли лишь через полгода. В высших командных сферах, в морском министерстве царила полная неразбериха, адмиралы спорили между собой и подсиживали друг друга. Лишь к концу апреля 1904 года, на исходе третьего месяца войны, удалось сформировать эскадру; но оказалось, что к дальнему переходу за три океана ни одно из судов не готово. План перехода всё время утрясался и менялся, Министерство иностранных дел долго и нудно решало вопрос о местах стоянок, о поставках угля по пути.

Назначенный командующим адмирал Рожественский смог поднять флаг на «Князе Суворове» только 1 августа. Накануне из окружённого с суши и с моря Порт-Артура пришло донесение о неудачной попытке 1-й Тихоокеанской эскадры прорвать блокаду и о понесённых ею потерях. Стало ясно: 1-я эскадра разбита, а остатки её небоеспособны. Весь план действий 2-й эскадры надо было спешно менять: усиливать её дополнительными боевыми судами, готовить их к походу – следовательно, опять откладывать выступление. Да и состоится ли оно?

11 августа собрались на совещание в Петергофе; председательствовал сам государь. Управляющие министерствами (военным – генерал Сахаров и морским – адмирал Авелан) осторожно сомневались в возможности удержать Порт-Артур до подхода 2-й эскадры; в таком случае сама идея похода ставилась под сомнение. Речи звучали неуверенно, все ждали решения от государя, ответственность за судьбу флота никто на себя брать не хотел. Робость придворных раззадорила Рожественского: с неожиданной решимостью он заявил о готовности кораблей к походу, о своей уверенности в успехе. Новый план похода был утверждён.

И снова затягивалось и откладывалось отправление. 30 августа вышли из Кронштадта в Ревель. В эти дни стало известно об отступлении армии Куропаткина от Ляояна к Мукдену; положение Порт-Артура после этого делалось критическим. В Ревеле снова остановились, через две недели медленно перебазировались в Либаву. Чего-то ждали: вроде бы решения о покупке боевых кораблей в Аргентине. 2 октября наконец двинулись из Либавы. Спустя несколько дней стало известно о новой неудаче Куропаткина – провале наступления на реке Шахэ. Тогда же японцы захватили господствующие над Порт-Артуром высоты и начали из пушек методично расстреливать корабли 1-й эскадры, запертые на рейде.