Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

За политическими играми главнокомандующего пристально следили конкуренты. 18 января отправлены два донесения государю. Первое – от Куропаткина: «Командующий 2-й Маньчжурской армией донёс мне, что вчерашнего дня он заболел и службу исполнять не может». Второе – от Гриппенберга: «Истинная причина, кроме болезни, заставившая меня просить об отчислении от командования 2-й Маньчжурской армией, заключается в полном лишении меня предоставленной мне законом самостоятельности и инициативы и в тяжёлом сознании невозможности принести пользу делу…» Вслед за этим Гриппенберг преспокойно отбыл в Петербург. Бросив армию в разгар войны, ринулся в столицу, дабы не опоздать к раздаче должностей. А заодно высказать кому следует своё – конечно же, неблагоприятное для Куропаткина – видение хода военных действий.

Возможно, Гриппенберг рассчитывал вернуться на Дальний Восток главнокомандующим. Но 4 февраля в Москве бомбой эсера Каляева великий князь Сергий был разорван на куски. Витте избавился от грозного соперника, Николай – от опасного родственника и потенциального регента, а политическая ситуация запуталась окончательно. Что будет делать любой чиновник, пока высшее начальство «вырабатывает линию»? Выжидать.

От Куропаткина требуют наступления, он разрабатывает планы, совещается, рассылает циркуляры… В общем, тянет время. А ситуация меняется не в пользу русских войск: развёрнута и сосредоточена 3-я японская армия генерала Ноги, переброшенная из-под Порт-Артура. Теперь силы примерно равны: русских около трёхсот тысяч при почти полутора тысячах артиллерийских орудий; у японцев людей и артиллерии чуть меньше, но зато много пулемётов. В циркуляре от 7 февраля Куропаткин говорит о необходимости наступления, но за строками читается иное: скоро весна, реки вскроются, почва размякнет, обозы и артиллерия двигаться не смогут, а вот окапываться станет гораздо удобнее. Стоит ли наступать при такой перспективе?

И стоит ли вообще побеждать? При анализе военно-политической ситуации вокруг Мукдена, возникает вопрос: что бы делало командование русской армии в случае победы? Успех ведь нужно развивать, в противном случае он грозит обернуться худшим поражением. Допустим, японцы разбиты и отступают. Куда наносить удар? Раньше была понятная цель: освобождение Порт-Артура от осады. Теперь она отпала; при отсутствии боеспособного флота овладение Порт-Артуром и удержание его затруднительно, бессмысленно и стратегически опасно. Да и вообще, без поддержки флота очистить Маньчжурию от японцев едва ли удастся. Наступать по расходящимся направлениям – на Корею через горы и на Ляодун по размякшей равнине – задача бесперспективная, сопряжённая с огромными трудностями и неминуемыми потерями. А кто за это скажет спасибо? Царю нужна не частичная, а полная победа; такой перспективы наступление под Мукденом не сулило. Витте же, или иному спасителю отечества, стремящемуся выловить золотую рыбину власти в мутных потоках разрастающейся революции, никакие победы русской армии вообще не нужны, для него покамест – чем хуже, тем лучше.

В общем, пока в штабе Куропаткина, оглядываясь на Петербург, разрабатывали план наступления, пока утрясали его сроки, японцы приступили к действиям. 5 февраля атаковали передовой отряд Ренненкампфа, прикрывавший левый, гористый фланг русской позиции. 10 февраля удар повторился с утроенной силой. Ренненкампф отошёл вёрст на десять и занял позиции на сопках гряды Тюпентай-Кудяза. 15 февраля (похвальная размеренность!) главные силы армии Кавамуры пошли на штурм тюпентайской позиции. Приняв (или сделав вид, что принял) эти действия за генеральное наступление, Куропаткин перебрасывает сюда свои стратегические резервы. Позицию удалось удержать. Но в тот же день разъезды русской кавалерии генерала Грекова внезапно обнаружили колонны японцев из армии Ноги, далеко продвинувшиеся на противоположном, равнинном фланге. Испугавшись обхода, Куропаткин бросил туда бригаду Биргера. Малочисленная бригада не имела сил для активных действий на широком фронте. Она заняла оборонительные позиции, которые Ноги и не подумал штурмовать, а стал обходить с двух сторон. 18 февраля полуокружённому Биргеру пришлось отдать приказ о спешном отступлении к Мукдену. По дороге он столкнулся с прорвавшимися в тыл отрядами японцев. Во время ночного боя части его бригады заблудились, сбились с пути, и в Мукден пробились с серьёзными потерями, в беспорядке.

Все эти дни главные силы русских бессмысленно толпились на левом фланге, а тем временем Ноги обходил Мукден с северо-запада. Куропаткин начал переброску войск оттуда – сюда. Но расстояние в сто вёрст и неразбериха с приказами привели к тому, что батальоны то двигались, то стояли, в бой вводились разновременно. 20–21 февраля разрозненные и несогласованные атаки нескольких русских дивизий немного приостановили продвижение японцев северо-западнее Мукдена. Но 24 февраля, пока Куропаткин в очередной раз перегруппировывал силы, Куроки нанёс мощный удар на слабом участке обороны восточнее города. Фронт был прорван. Узнав об этом, Куропаткин – как будто ждал! – немедленно отдал приказ об отступлении, о сдаче Мукдена.

Всё мгновенно смешалось и перепуталось в русских войсках. Бодрое, боевое настроение сменилось паникой. Понеслись слухи об окружении, о том, что японцы в тылу, что они захватили станцию Телин, назначенную центром сосредоточения отступающих армий, что они уже чуть ли не в Харбине. Об обороне никто не думал. В этой суматохе случилось именно то, чего так боялись: японцы с двух сторон прорвались к железной дороге у станции Пухэ севернее Мукдена. Часть русских войск, склады, обозы, раненые – оказались в окружении. Остальные в страшном беспорядке, по обходным дорогам отступали на Телин. Всеми владела одна мысль: только бы вырваться из мукденского мешка.

Победа оказалась неожиданной для самих японцев. Кавамура, Ноги и Куроки растерялись, бегущую русскую армию преследовать не стали. Отступив к северу, русские войска пришли в себя, успокоились, заняли новые оборонительные позиции. Тут подоспел приказ из Петербурга: генерал-адъютант Куропаткин отстранён от командования, на его место назначен командующий 1-й армией генерал-адъютант Линевич. (Очень характерно, между прочим, это звание: все высшие русские генералы той войны способны были быть разве что адъютантами…) До самого подписания мирного договора в августе 1905 года сколько-нибудь значительных военных действий в Маньчжурии не было. Последнее действие трагедии абсурда под названием «Русско-японская война» разыгралось в Цусимском проливе три месяца спустя, и его исход дал новый импульс самоубийственной русской смуте. Об этом речь впереди.