Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

И вот – несчастье пятое: июль 1904 года, Петербург, Измайловский проспект. Невзрачный молодой человек в мундире железнодорожника бросает свёрток под колёса кареты министра внутренних дел. Взрыв. Убиты Плеве и его кучер. Бледный юноша арестован: он – Егор Сазонов, действовавший по заданию Боевой организации эсеров. О причастности Витте к этому убийству говорили и тогда, и после. Доказать, однако, ничего не удалось. Несомненно: нужные связи у него были и в среде фанатиков революциии, и в серо-гороховой шеренге секретных агентов Департамента полиции.

Гибель Плеве не пошла Витте на пользу: он рвался в министры, но царь избрал ни к одной партии непричастного князя Святополк-Мирского. Тот неосторожно обмолвился о единении власти и общества. Пошли толки о либеральных реформах, о созыве сословного представительства. Общество (то есть сытые либеральные интеллигенты) зашевелилось, забурлило. Тут-то и выяснилось, что на далёкой войне всё идёт не так, как ожидали. За поражением у Ляояна последовала неудача на Шахэ; за ней – капитуляция Порт-Артура. Всё мгновенно расшаталось. Пошли студенческие манифестации, оппозиционные банкеты, на которых пили за свободу, за конституцию, за права. Витте не сразу сообразил, что к чему: ещё в начале декабря на совещании по поводу реформ он, подстраиваясь под консервативный тон, пугал царя ужасами парламентаризма. Через неделю забастовал Путиловский завод, на улицы Петербурга вышли неведомые и страшные существа – рабочие. И грянуло несчастье шестое: 9 января, Кровавое воскресенье.

…Кровь смыли с мостовых, клочки январской петиции со словами «неприкосновенность личности», «свобода слова», «всеобщее избирательное право» подмели дворники, но политический горизонт затянуло красным туманом. Казалось, в дни репрессий великокняжеская партия победила окончательно: расстрел 9 января в Петербурге совершался именем начальника войск округа великого князя Владимира Александровича; после неизбежной отставки Мирского его кресло занял ставленник Сергия Александровича Булыгин; пост петербургского градоначальника достался другой креатуре Сергия, Трепову. Сам Сергий ушёл с поста московского генерал-губернатора, но этот уход все поняли как подготовку к прыжку: вот-вот будет установлена его диктатура, а то и регентство. 4 февраля грохнуло в московском Кремле: Сергия в клочки разорвало эсеровской бомбой. Снова убийство, совершённое в нужный момент.

Не успели очухаться после гибели «без пяти минут регента», как прилетели новости из Маньчжурии: Куропаткин, будто нарочно, проиграл Мукденское сражение. Обезглавленной великокняжеской партии, как стоящей у власти, предстояло теперь отвечать за неудачи. Пробил час Витте.

В его руках три заговорённых карты. Война с Японией проиграна, и только он, с его влиянием в среде мировых финансовых воротил, может спасти Россию от позора и катастрофы. Это – раз. Два: ему верят либералы, у него связи с революционерами; он тайно сдерживает одних и направляет других; только ему под силу остановить падение России в бездну революции. Но главная карта: только он теперь, после гибели Плеве и Сергия, может объединить вокруг себя высшую властную бюрократию империи. Ту самую, «жадною толпой стоящую у трона», без содействия коей самодержец и трёх дней не удержит в руке державу. И только он, Витте, предотвратит сановный заговор, сохранит венец на главе царя, да и саму монаршую голову. Конечно, самодержцу придётся поделиться властью со спасителем Отечества.

Главная беда Российской империи, главный парадокс её системы власти заключался в том, что самодержец, «хозяин земли русской», ответственный перед Богом и людьми за всё, в ней происходящее, кругом зависел от своего сановного аристократическо-бюрократического окружения. Это новое боярство, соблюдая этикет, низко кланялось императору, использовало в обращении к нему униженные формулы, но при этом использовало махину государства для достижения корыстных целей, личных, групповых или кастовых. Государь мог бороться с амбициозным своекорыстием сановной знати одним способом: натравливать одну группировку на другую и вырывать уступки то у одной, то у другой в качестве платы за поддержку. Но если против государя объединялись все властные кланы – он становился бессилен, как последний бесправный подданный его империи.

В эпоху капитализма борьба за власть стала борьбой за контроль над гигантскими финансовыми потоками. Сановная знать не могла не задуматься: а нужен ли ей царь во плоти, когда у неё есть царь лёгкий и почти бесплотный – капитал. Большинство склонялось к тому, что всё-таки нужен – как громоотвод, как прикрытие от ненависти нещадно эксплуатируемых масс. Это значит, что его надо лишить реальной власти, но оставить на престоле, и править от его имени. Такой политический строй называется «конституционная монархия».

В 1905 году высшая бюрократия Российской империи пришла к единому мнению: власть царя пора ограничить конституцией. Созвать так называемое «народное представительство». Сановники, или, по-нашему говоря, олигархи, были уверены: формировать «Земский собор» (так, с лёгкой руки историка профессора Ключевского, стали называть проектируемое собрание) будут, конечно, они. И управлять им тоже. Удобно: правит каста олигархов, а отвечают за всё царь да «народные избранники». Движение масс, развернувшееся в стране после Кровавого воскресенья, олигархи самоуверенно приписали своим собственным интригам, и были уверены: дай Бог совладать с упрямым царём, а уж с несмысленным народом, с быдлом, они управятся.

Последнее, чего не хватало олигархам – единого лидера. Сама судьба вытолкнула Витте на сцену, играть эту роль. К лету 1905 года все уверовали: Сергей Юльевич – наш Бисмарк, а может быть, и Кромвель. Царь упорствовал, но его сломила свершившаяся в мае Цусимская катастрофа. Похоже, и он поверил в незаменимость Витте, в его спасительную звезду. Царь послушно вычёркивает из списков носителей власти всех врагов Витте. Уволены или удалены: Алексеев, Абаза, Безобразов, морской министр Авелан, великий князь Владимир. Уходит в тень Булыгин. Даже твердокаменный Трепов (вскоре, при подавлении октябрьских волнений в Петербурге, он прославится строчкой приказа: «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть!») потихоньку дрейфует в сторону будущего сегуна, ищет с ним контактов.

Далее – явный триумф Витте: намечены мирные переговоры с Японией, и вести их поручено ему. Никто, кроме Витте, не выведет страну из бездны поражения. И вот – сентябрь, переговоры завершены, мир заключён, пол-Сахалина отдано японцам, триумфатор, только что пожалованный графским титулом, возвращается в Россию. К его приезду всё готово: указ о выборах «народного представительства» на основе сословно-цензового права (это – управляемости ради) подписан месяц назад. Единственное, в чём самодержец сохранил самостоятельность, так это в выборе названия: не Земский собор, а Государственная Дума. В Петербурге под председательством сановника Сольского, давно перебежавшего в лагерь Витте, заседает комиссия по подготовке «реформы правительства». Суть реформы: объединить высших сановников под главенством премьер-министра. Кто им будет – вопрос риторический. Проект комиссии Сольского услужливо предоставляет будущему премьеру широкие полномочия, отнимая их у царя. Царю даже запрещено принимать от министров доклады, ежели они не утверждены премьером. Предполагается, что Дума соберётся через пару месяцев и послушно утвердит все правительственные решения.