Марлис Штайнер - Гитлер

Реакцию Гитлера иллюстрирует отрывок из личного дневника Гиммлера. Проводив посла Его Величества, Гитлер принялся копировать английский акцент, с которым тот говорил по-немецки (фюрер был способным имитатором), а затем объявил, что намерен составить «дипломатический документ огромной важности». Этот документ был передан британскому послу 29 августа. В нем говорилось, что Германия готова вступить в прямые переговоры с Польшей до 30 августа и гарантировать неприкосновенность польских границ, но лишь с согласия Советского Союза; в настоящее время ведется разработка соответствующих предложений. Хендерсон позволил себе заметить, что это весьма похоже на ультиматум, на что Гитлер возразил, указав, что перелет Варшава – Берлин занимает всего полтора часа. И добавил, что его солдаты начинают нервничать. Чтобы произвести на британского гостя более сильное впечатление, в дверях был поставлен Кейтель – эта уже опробованная тактика снова пригодилась. Как и рассчитывал канцлер, поляки отказались подчиниться шантажу. 30 августа, в полночь, Хендерсон вернулся узнать, готовы ли немецкие предложения. Его принял Риббентроп. Готовы, ответил он, но это уже не имеет значения, потому что назначенный срок истек. Министр отказался дать Хендерсону текст немецкого меморандума из 16 пунктов и ограничился тем, что быстро его зачитал.

Между тем английский дипломат приложил все усилия для того, чтобы убедить поляков вступить в контакт с немцами. В течение 31 августа он продолжал действовать в том же духе. Ему даже удалось раздобыть через Геринга текст с 16 пунктами и передать его представителям Польши (сегодня точно установлено, что в тот момент маршал не хотел войны). Только днем 31 августа польский посол Липский обратился с просьбой о встрече с Гитлером или Риббентропом. Его заставили ждать до шести часов вечера. Принял его Риббентроп, первым делом спросивший, имеются ли у него полномочия на ведение переговоров.

Благодаря телефонной прослушке немцы отлично знали, что послу было разрешено сделать официальное заявление, но не вступать в переговоры по конкретным вопросам. Первая с конца марта встреча дипломатов продолжалась всего несколько минут. Едва она закончилась, в посольстве Польши были отключены все телефонные линии. Немецкое радио передало сообщение о «весьма разумном» предложении из 16 пунктов и тут же перешло к репортажам о кровавых инцидентах на границе (в том числе «польском нападении» на передатчик Глейвица) и других «провокациях». Это и были поводы, подготовленные Гиммлером и Гейдрихом.

В директиве, разосланной по немецким миссиям, говорилось, что наступление, начатое утром 1 сентября, является оборонительной акцией, которую ни в коем случае нельзя именовать «войной». Гитлер явился в рейхстаг в серой военной форме вермахта – он поклялся не снимать ее до победы – и сообщил, что Германия перешла в «контратаку». И добавил, что постарается вести военную кампанию таким образом, чтобы от нее не пострадали женщины и дети.

До 3 сентября фюрер хранил надежду, что ему удастся избежать военного столкновения с западными демократиями, и даже сделал несколько попыток спасти мир. Но Англия и Франция требовали вывести войска из Польши, к чему он не был готов. 3 августа в 11 часов 30 минут Хендерсон поставил Риббентропа в известность о том, что его страна находится в состоянии войны с Германией. В 12 часов 30 минут Кулондр сообщил, что с 17 часов французское правительство приступает к выполнению обязательств, взятых Францией перед Польшей. «Значит, Франция выступит в роли агрессора!» – ответил на это Риббентроп.

Согласно многим свидетельствам, Гитлер пребывал в полной растерянности. Все его расчеты провалились, интуиция его подвела. Однако он быстро пришел в себя, убедившись, что ни Англия, ни Франция не готовы выступить с оружием в руках – в этом он был совершенно прав. Следовательно, ему требовалось раздавить Польшу как можно быстрее. Дальше будет видно. Как Гитлер часто повторял Герингу, он всю жизнь играл в рулетку. Геринг обвинял во всем Риббентропа, который развязал войну, основываясь на ошибочных суждениях.

Говоря о факторах, подтолкнувших Гитлера напасть на Польшу, следует принять в расчет два момента. Первый – его возраст и сознание возложенной на него миссии. Начиная с 1937 года он все чаще задумывался о том, что ему остается не так много времени для осуществления предначертанного судьбой: в апреле ему исполнилось пятьдесят лет. Кроме того, западные демократии ускоренными темпами перевооружались. Наконец, экономика рейха, доведенная до плачевного состояния, больше не могла обеспечивать страну всем необходимым – значит, его надо было отобрать силой у других. Не для того он финансово и экономически обобрал Германию, чтобы не воспользоваться созданным им инструментом завоевания жизненного пространства. Пора было опробовать его на деле. В сентябре 1938 года ему помешали, но теперь он начнет операцию, которой не было в его провидческих планах, но которая сыграет роль заменителя великого экономического пространства. Польша не пожелала присоединиться к нему, значит она станет добычей сторонников националистического движения НСДАП «Кровь и почва» – армии гиммлеров, дарре и розенбергов.

Помимо этих «рациональных» соображений в душе Гитлера существовала еще и тяга к войне, которую он считал мерой всех вещей и важнейшим испытанием в жизни мужчины.

Было бы ошибкой вслед за многими историками считать, что к развязыванию войны Гитлера подтолкнул «кризис системы». Экономику вполне можно было спасти средствами, предложенными Шахтом, например уменьшив расходы и увеличив экспорт, либо заключив соглашение с Англией. Сами немцы, за исключением определенного слоя элиты и особенно твердолобых партийцев, предпочли бы вернуть свои утраченные восточные территории мирными методами. Весь трюк с «великодушно предложенными 16 пунктами» – в последнюю минуту! – был не более чем комедией, предназначенной для немецкого народа (позже Гитлер откровенно признавался в этом), дабы снять с себя ответственность за развязывание войны.

Период 1933–1939 годов проходил под знаком стремления части немецких руководителей осуществить перевооружение страны и создать сильную армию. Имело место горячее желание не просто добиться отмены версальских соглашений, но и превратить Германию в мировую державу – эта традиция уходила корнями в эпоху Вильгельма. В этом Гитлер сходился с большинством немцев, как из высших слоев общества, так и из простого народа. Однако с 1936 года начали проявляться сомнения в правильности методов, сроков и стиля гитлеровской политики, особенно усилившиеся в 1938 году. В 1939 году почти никто не хотел большой войны. Но вот что касается войны маленькой, особенно если она окажется победоносной, – тут мнения расходились.