Марлис Штайнер - Гитлер

Вслед за вторжением вермахта начиналось вторжение прочих служб. Вскоре на местах начинал складываться целый букет властных структур, подчиненных центральной администрации рейха, департаменту Четырехлетнего плана, СС или полиции; административный беспорядок в оккупированных странах ничем не уступал бюрократическому хаосу, царившему в самом рейхе. Во Франции подобное «многовластие» обернулось существованием двух полюсов.

Военная администрация устроила свою штаб-квартиру в парижском отеле «Мажестик». Она распоряжалась в оккупированной зоне и на англо-нормандских островах Ла-Манша, однако не имела никакой власти в неоккупированной зоне, северных департаментах, Па-де-Кале, Эльзасе и Лотарингии. Помимо военного коменданта (с октября 1940 года эту должность занимал Отто фон Штюльпнагель, с середины 1942 года его сменил его родственник Генрих фон Штюльпнагель) назначался шеф военной администрации, имевшей своих представителей на уровне департаментов, кантонов и коммун. Этим представителям вменялось в обязанность работать с французскими властями.

Второй полюс немецкой администрации формировался вокруг представителя министерства иностранных дел, имевшего резиденцию в посольстве на улице Лилль. Это был Отто Абец – человек, близкий к Риббентропу. Он получил ранг посла, хотя не был аккредитован при правительстве Виши, поскольку война еще не закончилась. Его полномочия не были четко определены. Он входил в военную администрацию как ответственный по политическим вопросам обеих зон и получал указания из министерства иностранных дел, на деле – лично от Риббентропа.

Помимо двух этих организаций, работала Висбаденская комиссия по перемирию. Северный департамент и департамент Па-де-Кале подчинялись военному коменданту Брюсселя – в перспективе планировалось создать здесь отдельную область – гау Фландрия.

В целом политика Германии по отношению к Франции диктовалась двумя стратегическими целями. Во-первых, использовать ее для ведения войны, как в смысле политического сотрудничества, охраны африканских владений, оппозиции к де Голлю (Геббельс называл его «чудо-генералом»), так и в смысле извлечения материальной выгоды. Во-вторых, надо было найти ей подходящее место в новой послевоенной Европе. Поскольку средиземноморская и периферическая стратегии Франции выглядели все менее надежными, ее роль постепенно скатилась от младшего партнера до простого поставщика.

По возвращении из поездки в Энде и Монтуар, Гитлер узнал, что Муссолини решил захватить Грецию, напав на нее из аннексированной годом раньше Албании. Он рассчитывал добиться здесь успеха, который до сих пор ускользал от него в «параллельной» войне против Англии в Африке. В конце августа дуче уже обсуждал этот вопрос с Гитлером, но тот попросил дождаться разгрома Великобритании. Однако Муссолини не желал ждать; 10 октября он назначил дату вторжения на 28-е. Гитлеру он сообщил о своем решении 19-го в письме, которое тот получил только 25-го в Ивуаре, к югу от Намюра. Надеясь, что он еще может повлиять на дуче и предоставить ему помощь для быстрого захвата Крита – что, по его мнению, было необходимо для контроля над Восточным Средиземноморьем, – Гитлер предложил срочно провести еще одну встречу. 28-го он прибыл в Булонь; в этот же день Италия начала операцию на Крите. Поэтому фюрер ограничился тем, что сообщил дуче во Флоренцию о последних проведенных им переговорах и поделился своим видением общей ситуации; он также затронул вопрос об СССР, на включение которого в трехсторонний пакт соглашался только при условии особой формулировки, исключавшей союзнические отношения; напротив, Румыния, Венгрия и Словакия должны были присоединиться к пакту в ближайшее время.

Итальянская кампания провалилась уже к 9 ноября, а Англия снова доказала свое морское превосходство в Средиземном море; как отмечал в своем дневнике Геббельс, молниеносная война оставалась исключительно прерогативой немцев. Гитлер и его сторонники быстро теряли доверие к итальянцам, за исключением самого Муссолини; война, которую они вели, все больше смахивала на блеф. Что еще хуже, англичане высадились в Греции и получили возможность нацелиться на румынскую нефть. После того как греки отогнали итальянцев к албанской границе, Геббельс записал: «Эти благородные римляне уступают нам поле боя. Каких прекрасных союзников мы себе выбрали».

Тогда с новой остротой встала необходимость запереть вход в Средиземное море, захватив Гибралтар. Начался новый тур переговоров с Суньером; к Франко был командирован Канарис. 7 декабря состоялась их встреча, исход которой оказался негативным. Каудильо опасался – не без оснований, – что, вступив в войну, потеряет свои заморские владения и не сможет поддерживать экономическую блокаду.

Бахвальство Геббельса, заявлявшего, что стоит фюреру бросить призыв, и через несколько дней на него отзовется пол-Европы, что уже совсем скоро под эгидой Германии образуется новая Европа, в общем-то не имело под собой никаких оснований, если не считать того, что Балканские страны примкнули к тройственному пакту.

Примерно в это же время прошла организованная Розенбергом выставка «Величие Германии», отражавшая иллюзии Геббельса. Надежда на сотрудничество с Францией также приказала долго жить. 10 декабря Лаваль назначил на февраль поход на повторное завоевание африканских колоний, присоединившихся к свободной Франции де Голля. Тремя днями позже его вызвал к себе Петен, ясно давший понять, что его «рвению к сотрудничеству» он предпочитает политику выжидания. 14-го Лаваль был смещен со своего поста и заменен Пьер-Этьеном Фланденом, заместителями которого стали вице-президент совета адмирал Дарлан и военный министр генерал Хунтзигер.

25 декабря прошла встреча Дарлана с Гитлером, близ Бове. Началась она напряженно, потому что адмирал опоздал, хоть и не по своей вине. Но ожидание ввергло Гитлера в дурное расположение духа. Он обвинил французов в равнодушии, проявленном во время церемонии возвращения в Париж праха герцога Рейхштадтского. По поводу этого события ходили упорные слухи, что Гитлер намеревался воспользоваться церемонией, чтобы удержать Петена в Париже – раз уж он соизволил дать Франции осязаемое доказательство своей доброй воли. Петен вручил ему письма и заверил, что «сотрудничество» будет продолжено, что нисколько не успокоило фюрера. В любом случае, время для создания континентального блока и захвата Гибралтара было упущено. Бороться против Англии приходилось другими методами: остановив ее продвижение в Средиземном море и отобрав у нее то, что Гитлер считал ее последней надеждой, – сотрудничество с СССР.