Марлис Штайнер - Гитлер

Как заявил Гитлер в Раушнинге, единственным шансом нацистов было действовать быстрее, чем их партнеры-буржуа, и эта тактика полностью себя оправдала. Несмотря на глухое недовольство, консерваторы были связаны по рукам и ногам.

Отныне перед нацистами встала задача не дать только что уничтоженным движениям возродиться. Ради этого 14 июля был принят закон «против восстановления партий», провозгласивший НСДАП «единственной политической партией, существующей в Германии». Чтобы усилить ее власть и ограничить власть парламента, в тот же день был принят еще один закон – «о народных консультациях».

Выступая перед главарями СА и правителями рейха 1 и 6 июля, Гитлер заявил, что теперь предстоит вернуть «бурный поток революции в спокойное русло эволюции».

12 июля Фрик подписал указ о том, что революция завершена и что «саботажников» ждут суровые кары.

Законодательно обеспечив НСДАП статус единственной партии, Гитлер понял, что нужна передышка. Следовало принять ряд правовых уложений с целью упрочения революционных завоеваний. Так, в соответствии с законом «о единстве партии и государства» от 1 декабря НСДАП была провозглашена правовой общественной организацией, а положение фюрера узаконено. В то же время его партийный делегат Рудольф Гесс и глава штаба СА Эрнст Рем вошли в правительство рейха. Обещание, данное накануне выборов 5 марта, не менять состав кабинета, уже нарушенное с назначением Геббельса, теперь и вовсе превратилось в пустой звук. В результате принятия еще целого ряда законов управление землями перешло под контроль рейха, а их сеймы упразднены. «Логическим» следствием этих мер стала отмена представительного собрания на уровне рейха – рейхстага – с 14 февраля 1934 года.

После судорожной активности первых месяцев можно было ожидать некоторого затишья. В первые недели и месяцы своего правления новый канцлер вопреки собственным привычкам ежедневно в 10 утра появлялся в своем кабинете. Проживал он временно на пятом этаже канцелярии, поскольку его служебную квартиру занял Гинденбург (в президентском дворце шел ремонт). Для отдыха или обдумывания важных решений Гитлер удалялся в Оберзальцберг.

Как и каждое лето, он не преминул побывать на Байройтском фестивале, где его встречала Уинифред Вагнер. Там же к нему присоединился Геббельс, на сей раз явившийся без жены – они поссорились из-за должности председательницы немецкого центра моды, который Магда мечтала занять. Гитлер настоял, чтобы она все же приехала, и выступил в роли примирителя – не в первый и не в последний раз. И подтвердил правоту мужа: «Женщинам нечего делать в общественных учреждениях». Согласно некоторым свидетельствам, Гитлер не остался равнодушным к прелестям очаровательной Магды, хотя его вполне устраивало, что она замужем за другим. Она со своей стороны вроде бы пылко его любила и воспринимала брак с гауляйтером Берлина (а затем министром пропаганды) в первую очередь как возможность находиться поблизости от предмета своей страсти. Действительно, в год, предшествовавший приходу Гитлера к власти, так же как и впоследствии, фюрер проводил в обществе четы Геббельсов немало времени: бывал у них дома, вместе с ними ходил в театр и в оперу, принимал их у себя в Берлине и Оберзальцберге. Геббельс постоянно подчеркивает, насколько «мил» тот был с ними. Судя по всему, Гитлер не любил оставаться один. Чтобы поддерживать свою энергетику и убеждать самого себя в важности своей «исторической миссии», ему требовалась толпа зрителей; правда и то, что он нуждался в искренних друзьях, чтобы расслабиться, поболтать, вспомнить юность, войну и «годы борьбы» – на эти темы он мог распространяться бесконечно. Кроме того, в узком кругу он любил делиться планами на будущее.

Летом 1933 года все его внимание занимал один вопрос – как стать преемником Гинденбурга. Он размышлял о восстановлении монархии или замене президента республики другой видной фигурой, представляющей традиционные правые силы. Одним из претендентов, и отнюдь не склонным к бездействию, был его вице-канцлер фон Папен, стремившийся восстановить равновесие внутри того, что он называл «картелем власти», в пользу консерваторов. Это казалось ему тем более необходимым, что, несмотря на призывы Гитлера и Фрика к окончанию революции, нельзя было исключить подъема второй революционной волны. Все более явная угроза исходила и от СА. Тем же летом Рем, в числе прочего, объявил, что ни СА, ни СС – формально подчинявшиеся ему, – не потерпят, чтобы революция выдохлась или остановилась на полдороге. Национальная революция состоялась, теперь пришла пора «национал-социалистической» революции.

Назначение Рема членом правительства не охладило его пыла. Он не скрывал своих всегдашних устремлений: превратить СА в армию национал-социалистов и заменить ею традиционные вооруженные силы – этот «серый камень», который, по его словам, следовало утопить «в коричневых водах СА». Само собой разумеется, в рейхсвере придерживались диаметрально противоположного мнения: СА, как во времена ее основания, должна оставаться резервной вспомогательной и полностью подконтрольной силой. С тех пор как существовало национальное немецкое государство, военные всегда играли решающую роль в решении всех важных вопросов и не собирались отказываться от нее в новой Германии, покоящейся на «согласии», достигнутом между традиционными силами и Гитлером. Их позиция представлялась особенно весомой, поскольку они пользовались поддержкой президента республики, одновременно являвшегося главнокомандующим. Кроме того, все, кто испытывал ностальгию по прежнему порядку, особенно в окружении фон Папена, также смотрели на них с надеждой.

Следуя заложенной Бисмарком традиции «реальной политики», Гитлер поначалу не возражал против разделения власти между ним и военщиной – в полном согласии с теорией о двух «опорных столбах», на которых держится государство. В это время он так же нуждался в рейхсвере, как рейхсвер нуждался в нем, чтобы освободить Германию от обязательств и ограничений, наложенных Версальским договором. Ему была необходима поддержка военных, чтобы стать полновластным хозяином государства, взять на себя функции и президента, и канцлера – прежде чем превратиться в фюрера всей страны в полном смысле этого слова (Геббельс писал об этом уже 25 августа 1933 года). Таким образом, проблемы, связанные с СА, рейхсвером и наследием Гинденбурга, оказались тесно переплетенными между собой.

Пытаясь достичь равновесия между старыми и новыми силами, Гитлер поначалу рассматривал СА как полезный противовес. Однако с ростом рядов этой организации (после того, как в нее влилась «Стальная каска», общая численность ее членов перевалила за 1,5 миллиона человек) и при явном преобладании мелкобуржуазных элементов и рабочих, в том числе бывших коммунистов, «коричневые» превратились в сборище недовольных. По их мнению, в новом рейхе слишком много места отводилось представителям прежних элит, а вот «простому народу» его не хватало; усилению этих настроений в немалой мере способствовала волна разочарований, постигшая крестьянство и бывшие средние классы. Рем, в отличие от Гитлера, после мая 1933 года закрывшего прием в НСДАП, дабы избежать притока нежелательных и оппортунистически настроенных элементов, распахнул двери перед всеми недовольными. Очарованный магией больших чисел, он радовался укрупнению своих отрядов, рассчитывая использовать их в личных целях. Однако его неуклюжие манеры, отсутствие чутья и физическая невзрачность привели лишь к тому, что он повсюду нажил себе врагов. Его ненавидели представители земель, где комиссары рейха с неудовольствием наблюдали за бесчинствами его молодчиков; его терпеть не могли в полиции, объединяемой под управлением Генриха Гиммлера и шефа службы безопасности СД Рейнхарда Гейдриха; он вызывал оскомину у министра-президента Пруссии и шефа гестапо Германа Геринга; его на дух не выносил Йозеф Геббельс, не забывший об учиненных им мятежах в Берлине начала 1930-х. Таким образом, против Рема образовалась целая коалиция высших чинов НСДАП, которая оказывала давление не только на вооруженные силы, но и на канцлера. Тот, по своему обыкновению, предпочитал выждать. Осенью 1933 года он дал гестапо и СД негласное указание собрать информацию о правой оппозиции, группировавшейся вокруг фон Папена, и левой оппозиции, свившей себе гнездо в рядах СА. В течение следующей весны ситуация развивалась таким образом, что стало очевидно; не позже чем в июле разразится новый кризис. Многие наблюдатели предрекали конец гитлеровского режима и его замену военной диктатурой (о возврате к демократии никто уже не помышлял).