Марлис Штайнер - Гитлер

В Берлине с большим интересом следили за развитием событий. 25 августа Геббельс записал в дневнике: «Это льет воду на нашу мельницу». 19 сентября: «Война неизбежна». 21-го: «Англия выступает против Италии. Бедный Муссолини! Он сам себя загнал в тупик». 23-го: «Жаль, что все так складывается. Все-таки фашизм нам гораздо ближе, чем либерализм. Но Муссолини расплачивается за унижение, которому подверг нас в прошлом году. Если бы мы были на его стороне, его положение выглядело бы совсем иначе. В конце концов, долго удерживать Австрию ему не удастся». 1 октября, во время переговоров с премьер-министром Венгрии Гембешем, Геббельс жаловался на тон итальянских газет, прекрасно понимая, что собеседник передаст его упреки Риму. 13 октября он записал: «У Муссолини не все ладно. Против него все антифашисты. Для нас это лишний повод стать на его сторону. Я отдал прессе приказание на этот счет. Иначе нам пришлось бы отсекать от себя собственную плоть. Фюрер одобряет мою новую позицию в итало-абиссинском вопросе». 19 октября: «Положение Муссолини отчаянное. Англия попытается втянуть нас в дело с санкциями. Тогда фюрер предложит выступить посредником. Если мы поведем себя достаточно хитро, все каштаны из огня будут наши. Только не надо лишних сантиментов». 23 ноября: «Фюрер волнуется по поводу Муссолини».

Даже из этих коротких цитат становится ясно, что германо-итальянские отношения отнюдь не были радужными. Есть даже сведения, что Германия поставила Абиссинии столько же техники и других материалов, сколько Италии. Смена ориентации произошла только осенью 1935 года. На место антинациста Джерутти Муссолини назначил нового посла – Аттолико. 6 января 1936 года дуче сообщил немецкому послу в Риме фон Гасселю о своем намерении сблизиться с Германией. Оба диктатора собирались использовать друг друга в качестве щита; итальянский – для завоевания империи в Африке, немецкий – для ликвидации демилитаризованной зоны в Рейнской области.

Милитаризация Рейнской области стала вторым «воскресным ударом» Гитлера – первый, как мы помним, преследовал цель восстановления обязательной военной службы. Сама идея проворачивать наиболее дерзкие акции в конце недели, когда все учреждения закрыты, родилась еще в 1923 году, во время подготовки к путчу. Оккупация Рейнской области должна рассматриваться как решительный поворот к политике подготовки к войне. Разорвав последние звенья «версальской цепи», восстановив немецкий суверенитет, сняв последние препоны на пути перевооружения, Гитлер получил полную свободу действий.

7 марта 1936 года по его приказу три батальона переправились через Рейн, имея целью добраться до Эксла-Шапели, Трира и Саарбрюке; основная часть войск оставалась на правом берегу, заняв несколько важных в стратегическом отношении мостов. Эта операция вовсе не стала таким уж сюрпризом для иностранных держав – все давно ожидали чего-то в этом роде, сомневаясь только по поводу конкретной даты.

С военной точки зрения операция была оправдана необходимостью в случае вооруженного конфликта с Францией иметь возможность выйти на рейнский рубеж; это было обязательное условие успешной обороны, хотя бы даже краткосрочной. В феврале Генеральный штаб, изучив ситуацию, пришел к выводу, что переправить железной дорогой войска, сосредоточенные на востоке демилитаризованной зоны, чтобы они успели остановить французское наступление, будет невозможно. Эти соображения отталкивались от предположения о высокой мобильности французской армии и недостаточно надежной защите немецкой границы.

Подобный конфликт мог бы иметь место как ответ на нарушение Германией Версальского договора и договора в Локарно либо в случае начала войны на востоке, в которую вмешается Франция в силу своих обязательств перед Польшей, Чехословакией и даже – после заключения франко-советского пакта – Советским Союзом. Именно последнее событие было использовано Гитлером для ликвидации последнего «белого пятна» в системе западной обороны.

С самого момента подписания франко-советского пакта Гитлер, фон Нойрат, Риббентроп и другие немецкие дипломаты без устали нападали на него, называя «грубым попранием договоренностей Локарно» и подчеркивая собственную верность этим договоренностям. Стоило французской палате ратифицировать пакт, как в Германии началось движение за оккупацию Рейнской области. Особенности этого процесса настолько любопытны, что имеет смысл остановиться на них подробнее. По настоянию Геббельса Гитлер удерживался от каких-либо шагов до ратификации пакта французским сенатом и заседанием членов совета Лиги Наций в Женеве – ему нужен был предлог юридического характера. Поскольку он хорошо понимал весь риск своей затеи, нельзя сказать, что решение далось ему без труда. Лишь 2 марта он изложил свои соображения Геббельсу и фон Папену. Момент был критический, и действовать следовало быстро. «Кто не рискует, тот не выигрывает», – заявил фюрер. Геббельс в очередной раз занес в дневник свои восторги по поводу того, что они «творят историю». На следующий день фюрер собрал в канцелярии совещание, на котором присутствовали Геринг, Бломберг, Фритш, Редер и Риббентроп. Он поставил их в известность о том, что в следующую субботу объявит рейхстагу о ремилитаризации Рейнской области, одновременно обещая иностранным державам вернуться в Лигу Наций и заключить с Францией воздушный пакт и пакт о ненападении. Таким образом он сведет к минимуму опасность немедленного нападения, разорвет немецкую изоляцию и окончательно восстановит немецкий суверенитет. Париж не сможет предпринять никаких крупномасштабных акций, Англия будет довольна, а Италия, так обманувшая их доверие, пусть обижается сколько ей угодно. Тогда же будет объявлено о роспуске рейхстага, начнется избирательная кампания, в ходе которой будет нетрудно изложить свою внешнеполитическую программу. Фритш заявил, что на подготовку акции ему нужно шесть дней. Оставалась последняя неопределенность, связанная с Женевой, – если заседание не состоится, руки у них будут связаны.

Буквально через полтора часа после совещания Гитлер принял Франсуа-Понсе. Французского посла интересовало интервью, данное Гитлером Бертрану де Жувенелю, в котором он выразил свою готовность идти на все ради улучшения франко-немецких отношений. На вопрос, что конкретно он имел в виду, Гитлер дал уклончивый ответ. «Я отметил в поведении канцлера нервозность, растерянность и очевидное замешательство», – записал дипломат. Интервью, опубликованное в «Пари-матч» 29 февраля, состоялось 21-го, то есть до ратификации сенатом франко-советского пакта; следовательно, оно уже относилось к «делам минувшим».