Лев Полушкин - Орлы императрицы

Все эти письма написаны императрицей собственноручно, что говорит о се неизменном уважении к старому верному другу.

Ее смерть прервала спокойное течение жизни Орловых. Роковое событие Алексей Григорьевич встретил в Петербурге.

Последний раз императрица показалась публике 2 ноября 1796 г. Это было утро воскресного дня. «Казалось, она вышла для того только, чтобы проститься со своими подданными». Императрица редко по воскресеньям проходила кавалергардскую комнату, в которой собиралась обычно публика; чаще, выходя из дежурной комнаты, она следовала в дворцовую церковь через обеденный зал. На этот раз она изменила свой обычный маршрут и проследовала к обедне, пройдя кавалергардскую комнату. Она была в трауре по португальской королеве и выглядела лучше, чем последнее время.

После обеда государыня прошла в тронный зал, где госпожа Лебрен представила ее взору только что законченный портрет великой княгини Елизаветы, жены любимого внука Екатерины, будущего Александра I. Портрет был выполнен в полный рост и произвел неплохое впечатление. Государыня велела поместить портрет в тронном зале. Вскоре после этого, как это было принято в воскресные дни, состоялся большой обед, на котором присутствовали великие князья Константин и Александр с супругами. После этого обеда Екатерине уже не суждено было увидеть своих внуков.

В среду, 5-го числа, она как обычно занималась делами, принимая чиновников и отдавая им необходимые распоряжения, но когда на очереди оставался последний из них, государыня попросила подождать в ближней комнате, сказав, что позовет его сама. Прошло непривычно длительное время, но зова все не было. Дежуривший камердинер решил заглянуть в комнату. Дверь, находившаяся в нише, к его удивлению, чуть приоткрывшись, не подавалась дальше. Пришлось приложить некоторое усилие, и, войдя наконец, камердинер увидел императрицу, полулежащею на полу с подвернутой ногой у двери, отчего она и не открывалась.

Поднялась суматоха, прибежали доктора, государыню уложили на матрас на полу, так как поднять ее на кровать не смогли, пустили ей кровь, но она оставалась без сознания и не двигалась. На следующий день до 10 часов вечера было то же самое: она лишь раз пошевелила ногой и беззвучно смогла слегка пожать руку сидевшей рядом камер-юнгфере. После 22 часов появились признаки близкой смерти, дыхание стало хриплым. Подошедшие великий князь Александр и его супруга Елизавета увидели императрицу, лежавшую за ширмами на матрасе на полу. Комнату освещал лишь камин, тишина нарушалась хрипением государыни и всхлипами находившихся при ней камер-фрейлины А. С. Протасовой и камер-фрау Алексеевой. А около 23 часов, громко вскрикнув, императрица скончалась. Как описывает эти часы В. Н. Головина, комната Екатерины тут же наполнилась ожидавшими этого момента людьми Павла Петровича, «взятыми из ничтожества, которым ни таланты, ни рождение не давали права претендовать на места и на милости, о которых они уже мечтали» [38].

А. Орлов в момент случившегося с Екатериной обморока в Зимнем дворце отсутствовал, и за ним срочно послали, так как находившиеся здесь вельможи пребывали в полушоковом состоянии. По прибытии графа во дворце было создано некое подобие «оперативного штаба» в составе Платона Зубова (последнего фаворита Екатерины) и его брата Николая, генерал-фельдмаршала, управляющего Военной коллегией Н. И. Салтыкова, генерал-прокурора А. Н. Самойлова, канцлера Безбородко и митрополита Гавриила. Удивительно, что не занимавший никакой государственной должности, А. Орлов-Чесменский не только участвовал в этом совещании наряду с первыми лицами, но и, как говорили, первым предложил послать за находившимся в Гатчине Павлом Петровичем, что означало безоговорочное признание его власти.

После приезда Павла обстановка во дворце начала быстро меняться; на смену екатерининским людям с нарастающей быстротой прибывали лица в мундирах военного покроя, озабоченные предстоящим раскладом государственных и придворных должностей. Екатерина была еще жива.

Через некоторое время после приезда наследника А. Орлов, сославшись на нездоровье, уехал в свой дом на Васильевском острове. Вернувшись из дворца поздно, Алексей Григорьевич, вероятно, не ожидал столь скорой смерти императрицы и лег почивать.

Обстановку в императорском дворце в первые часы после смерти Екатерины II описал А. С. Шишков: «Я вошел в залу и столько же поражен был удивлением, сколько удручен печалью. Перемена сия была так велика, что не иначе показалась мне как бы неприятельским нашествием. Дворец наполнен был множества разного рода людей, стоявших неподвижно, с изображенными на лицах скорбью и беспокойством. Весь прежний блеск, вся величавость двора исчезла. Везде в нем и вокруг его появлялись солдаты с ружьями. Знаменитейшие особы, первостепенные чиновники, управлявшие государственными делами, стояли, как бы лишенные уже должностей своих и званий, с поникнутою головою, не приметны в толпе народной. Люди малых чинов, о которых день тому назад никто не помышлял, никто почти не знал их, бегали, повелевали, учреждали. Удивленный, смущенный от всего того, что глазам моим представлялось, возвратился я домой с печальными мыслями и сокрушенным сердцем».

Смерть Екатерины II случилась около 11 часов вечера, и сразу последовала процедура принятия Павлом присяги, по окончании которой он «пошел прямо в спальную комнату покойной императрицы, коей тело в белом платье положено было уже на кровати, и диакон на налое читал Евангелие. Отдав ей поклон, государь, по нескольких минутах, возвратился в свои собственные покои» и, раздеваясь, сказал вызванному Ростопчину: «Ты устал, и мне совестно; но потрудись, пожалуйста, съезди с Архаровым к графу Орлову и приведи его к присяге. Его не было во дворце, а я не хочу, чтобы он забывал 28 июня. Завтра скажи мне, как у вас дело сделается».

Отметим в первый раз (дальше последуют и другие подтверждения), что, судя по названной дате, Павел не считал А. Орлова убийцей. Но ходившая на протяжении трети века молва укрепила, укоренила в сознании людей рассказы об убийстве и причастности к нему покойной государыни, и Павел не мог не знать об этом.

Прибывшие среди ночи в дом А. Орлова Ф. Ростопчин и Н. Архаров разбудили графа. В записках Ростопчина сказано, что Алексей «читал твердым голосом присягу и, по окончании, приложил к ней руку, а за сим, поклонясь ему, мы оба пошли вон, оставив его в покое. Несмотря на трудное положение графа Орлова, я не приметил в нем ни малейшего движения трусости или подлости» [50, 313]. Павел наутро настолько был удовлетворен подвигом своих посланцев, что пожаловал Архарову со своего плеча Андреевскую ленту.