Николай Малишевский - Польша против Российской империи: история противостояния

«Laskawie nam zapewnionych».

Инсталляция — введение чиновника в должность, что происходит обыкновенно в какой-либо присутственной зале, перед портретом государя императора и зерцалом или распятием, заменяющим зерцало. Высшему лицу предместник представляет при этом его подчиненных.

Были: епископ-суффраган Варшавской архиепархии, Декерт, Капитула, Духовная академия и настоятели варшавских монастырей.

Кодекс Наполеона, принятый в Польше в 1806 году.

По поводу усилившихся злоупотреблений городской почтой, она была закрыта спустя несколько дней, именно 11 апреля н. ст.

Все это пространство заключает в себя приблизительно до четырех тысяч квадратных сажень.

Прибыл в Варшаву 3 апреля н. ст. 1861 года.

Библиотека помещалась в зале между танцевальной с колоннами и церковью.

Толпа разошлась с Хрулевым таким образом: он шел по Краковскому предместью и потом по Саксонской площади; толпа же в то самое время двигалась по Мазовецкой и Свенто-Кршиской, и были друг другу не видны. К дому Замойского Хрулев прошел тем же путем, как и толпа, то есть улицами Мазовецкой и Свенто-Кршиской.

Хрулев, как говорят, советовал поставить в этом месте слова «будут стрелять», но Горчаков и некоторые из ближайших к нему лиц были за первую фразу, и она осталась без изменения. Несколько позже, именно 29 июня ст. ст. 1861 года, Хрулев подал новому наместнику Сухозанету записку о том же, но ее тоже не приняли.

Рассказано в официальных документах; ходили и частные слухи.

Можно заметить, что на этот раз, когда крест был действительно сломан, ничего из этого не сочинили, может быть, потому что это было бы излишним повторением или минута была не такая.

Рассказывают, будто бы Новаковский, сдаваясь, передал крест какому-то молодому человеку, который держал его над головой до тех пор, пока не был пронзен казацкой пикой. Для большего эффекта прибавляется, что этот молодой человек был еврей (Авейде, II, 39). Но о действии казаков пиками не говорится ничего в наших официальных документах.

Вот сколько всего выпущено в тот день пуль:

1-я стрелковая рота Симбирского полка — 93 (два залпа); 2-я стрелковая рота Симбирского полка — 18 (один залп); 10-я линейная Костромского полка — 188 (два залпа); 11-я линейная Костромского полка — 35 (один залп); 12-я линейная Костромского полка- 150 (пять залпов). Итого: 484 пули. («Дела начальника 1-го военного отдела города Варшавы с марта по август 1861 года».)

Эти две последние роты поставлены в театре немного раньше, после того как лобузы Козубского и Ячевского дали кошачий концерт директору театра Абрамовичу, когда-то обер-полицеймейстеру Варшавы, которого никто в городе не любил. О нем сохранился, между прочим, такой анекдот — призвав провинившегося, он будто бы начинал свои беседы с ним так: «Знаешь азбуку: А — Abramowicz; В — baty (розги); С — Cytadela; стало — запираться нечего». Войска заняли только Малый театр (Rosmaitośći).

Вскоре затем он был уличен в политической переписке с братом, находившимся в Париже, сослан на жительство в Россию и там умер. Он был собственно обер-прокурором IX департамента Правительства Сената, правил должность главного директора Комиссии юстиции всего пять дней, по увольнении г. Држевецкого. (См. «Варшавский Курьер». 1861. С. 88.)

Рассказ полицейского офицера, который командовал тогда кучкой полициантов, посланных унять шалунов.

Ходили также слухи, что будто бы граф Ламберт принял наместничество неохотно.

Все это — официальные сведения.

Официальные источники.

Иосафат Кунцевич, Витебский епископ, убитый мещанами Витебска 12 ноября н. ст. 1623 года за то, что всякими непозволительными мерами заставлял народ принимать унию. Поляки возвели его в мученики за истинную веру.

Та самая, подле которой изображен слева на стене большой крест барельефом — «Капунинский», собственно: «по-Капупинский». Тоже самое надо разуметь и о других монастырях: Бернардинский, Паулинский — побернардинский, по-Паулинский и т. д.

«Перед Твои алтари возносим моление: отчизну, свободу благоволи возвратить нам, Господи!»

В этой статье находились между прочим такие строки: «Нам нужно всеми руками взяться за работу, чтобы окончить заседание (в нижнем парламенте), а мы тут вынимаем из карманов платки и давай хныкать над судьбами Польши. Неужели больше нечего делать? Мы, великая нация, государство первого разряда, выдаем ежегодно 15 миллионов фунтов на сухопутное войско и столько же на флот, а для Польши не хотим палец о палец ударить. Отчего бы Англии не предпринять ради ее крестового похода?.. По совету одного из покойных государственных мужей, послать бы нам флот под Варшаву, а если бы это оказалось неудобным, то и под Петербург».

Авейде говорит, что печатание первых плакатов и газет представляло для них неимоверные затруднения. Станки сначала выписывали из-за границы, но потом их стали делать в Варшаве. Когда народное правительство вошло в силу, печатание газет и прочего производилось в обыкновенных типографиях.

Авейде, II, 81. — Красная партия хотела устроить особую торжественную процессию на Повонзки; но умеренные отклонили это, пустив по городу остерегающие плакаты.

Этот ропот доходил одно время (в июле 1861) до того, что Сухозанет счел нужным послать командиру 2-го корпуса особое предписание, от 23 июля (4 августа) 1861 года, за № 71, где находились, между прочим, такие строки: «Вижу, что оскорбления, наносимые иногда жителями войску, возбудили между господами офицерами сильное раздражение, начинающее выражаться громким ропотом. Обстоятельство это, усиливая затруднения правительства, показывает, что господа офицеры не с надлежащей точки зрения смотрят на свое положение здесь и неясно понимают свой долг». «Оскорбления, коих виновники рассчитывают всегда на возможность укрыться от ответственности по законам, не составляют никакого бесчестия для тех, которые бывают случайными их жертвами». «Надеюсь, что господа офицеры, обдумав это, поймут, что в таких обстоятельствах хладнокровно переносить неизбежные неприятности есть долг истинного мужества».

Познанский агитатор Александр Гуттри в книге «Pan Ludwik Mierosławski» (Drezno, 1870) говорит, что эта ociżakośç была свойственна Мирославскому еще в 1846 году и чуть не погубила его.