Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

В посланиях митрополита Ионы нигде не выражается его сочувствие учению о богоустановленности княжеской власти. Его роль в распре Василия Темного с Шемякой и его отношение к другим делам государственным [409] давали, разумеется, не один раз удобный повод высказать мысль о божественном происхождении княжеской власти.

Тем не менее этой мысли мы у него не встречаем, хотя есть все основания думать, что он ее разделял. Судить так можно потому, что эта мысль несколько раз выражена в соборном послании русского духовенства (1447 г.) к Дмитрию Шемяке, в составлении которого, по всей вероятности, Иона (тогда епископ Рязанский) принимал деятельное участие [410] . Там, обращаясь к Шемяке, духовенство говорит: «А Божиею благодатию и неизреченными его судбами, брат твой старейший князь великий опять на своем государстве: понеже кому дано что от Бога , и того не может у него отняти никто». И ниже оно обвиняет Шемяку в суетном желании «слышатися зовому и именовану быти князем великим, а не от Бога дарованно» [411] . Если правда, что митрополит Иона держался такого же мнения по этому вопросу, т. е. что он признавал богоустановленность княжеской власти, то любопытно, что идею богоустановленности он прилагал и к духовности власти. В послании к новгородцам он убеждал их быть покорными своему владыке архиепископу Евфимию, «понеже от Бога поставлен есть святитель и учитель и пастырь душам христианскым, и наместник есть самого Владыки нашего Христа ; и молебник о душах человечьских, и область имееть святых апостол… И того ради, сынове, въздайте ему честь и повиновение, яко самому Христу , и о том имате прияти мзду от Бога временно же и будуще» [412] . Здесь на епископа, т. е. даже не на центральную, а на местную духовную власть, перенесены все те признаки, которые обычно усвояются князю: епископ получает власть от Бога, он есть наместник Божий на земле, честь, воздаваемая ему, переносится на самого Христа. Это сильно сближает митр. Иону с защитниками идеи о церковной независимости; но вместо развития этой идеи мы встречаем у него учение о церковно-религиозной власти князя.

Первый пункт этого учения составляет мысль о защите православия как существенной и неотъемлемой обязанности князя. В послании 1459 г. к новгородскому архиепископу, рассказывая об отступничестве Исидора, митр. Иона говорит, что «всемилостивый Бог вразумил… господина нашего великого господаря, благочестивого и благородного великого князя Василья Васильевича, о Святем Дусе сына нашего, по изначалству великого его благородства от того святого и великого князя Владимира, о православней святей вере христианстей велие попечение имети , как бы дал Бог в его отчине, в рустей земли, непорушно было ничтоже до Божией воли и до кончины века» [413] . А в грамоте 1451 г. к киевскому князю Александру Владимировичу он говорит о том, как в. к. Василий Васильевич « поборал по Божьей церкви, и по законе и по всем православном христианстве и по древнему благолепию» [414] . По ревности, которую проявил великий князь в деле Исидора, митрополит сравнивает его с царем Константином и с равноапостольным князем Владимиром и называет «ревнителем благочестия» [415] . Те, кто смотрят на Флорентийскую унию и на падение Константинополя, как на события, повлекшие за собой изменение в характере власти московского великого князя, склонны в этих эпитетах и в идеях, которые они выражают, видеть влияние обоих событий, тем более, что значительная часть посланий митрополита Ионы написана после взятия Константинополя турками [416] . Но не трудно убедиться, что на самом деле этого влияния здесь нет. Если бы митрополит Иона пришел к своему взгляду на защиту православия как на важную обязанность московского князя, под влиянием тех обстоятельств, которые вызвала Флорентийская уния на Руси, и потому, что он перенес на московского князя то представление, которое до этого времени соединялось с византийским императором, то он должен был бы возложить эту обязанность только на московского князя и больше ни на кого. Между тем мы видим, что ту же самую задачу в отношении церкви он возлагает и на других князей. В упомянутом уже послании к киевскому князю Александру Владимировичу он выражает радость, что тот явил себя как «поборатель по Божьей церкви и по законе, и заступник всему православному християньству» , и убеждает князя, «да имаши о том попечение, яко да въсприиметь Божия церковь древнее свое благолепие» [417] . Киевский князь, по взглядам московских людей, не только не имел никаких прав на ожидавшееся тогда наследство после византийского императора, но он до некоторой степени был даже соперником московских государей; поэтому возложение на него задачи по охране правоверия никак не могло быть следствием тех событий, которые произошли в России после Флорентийской унии. Если тем не менее митр. Иона возлагает на него эту задачу и делает это в тех же выражениях, которые он употребляет, говоря о своем московском великом князе, то это может быть объяснено не влиянием каких-нибудь внешних обстоятельств, а исключительно его собственными церковно-политическими воззрениями. Очевидно, митрополит Иона держался вообще того взгляда, что всякому государю помимо верховной власти в государственных делах принадлежит еще по праву некоторое участие в делах церковных, в форме ли заботы о благоденствии церкви или в форме высшего руководительства ее судьбами. Это и было причиной того, что он не только оправдывал попечение в. к. Василия Васильевича о церкви, но и требовал такого же попечения от киевского князя.

Вторым пунктом учения о церковной власти князя является мысль, что князь есть исполнитель церковных законоположений. Великого князя Василия Васильевича митр. Иона называет «мудрым изыскателем святых правил богоуставного закона». Описывая его действия в области церкви, он говорит, что великий князь совершал эти действия «по изысканию святых правил» или «изыскавше святых Отець писаний и по божественным священным правилом» [418] . Из этих слов видно, что князь действует в церкви не по собственному усмотрению и не проявляет себя как ничем не ограниченный распорядитель ее судьбами; если он взял на себя попечение о ней, то он вместе с тем подчинился ее законоположениям и ограничил ими свою власть. Все меры, принимаемые им для охраны православия и для внешнего благоустройства церкви, представляются не чем иным, как исполнением божественных правил; прежде, чем решиться на ту или другую меру, князь испытывает ее со стороны ее соответствия этим правилам. Выражения, в которых Иона высказывает свою мысль, сильно напоминают известные нам выражения церковного устава св. Владимира, где проводится та же мысль о подчинении князя церковным правилам. Возможно, что устав оказал на Иону свою долю влияния, тем более, что как раз в этих местах его посланий встречается сравнение в. к. Василия Васильевича со св. Владимиром.