Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

Итак, политические идеи Стоглава, поскольку они относятся к вопросу о пределах царской власти, могут быть выражены так: власть царя не ограничивается одними государственными делами, но простирается и на область дел церковных. Этой широте власти соответствует, однако, некоторое ограничение ее: царь подчиняется церковным правилам и советам церковного собора не только в вопросах веры, но и в вопросах чисто светского характера.

Такое же политическое миросозерцание, как в Стоглаве, проводит ряд современных ему писателей; среди них первое место принадлежит митрополиту Макарию , вдохновителю и, может быть, тайному виновнику Стоглавого собора. Отмечая ряд промахов и ошибок во всех сторонах деятельности Макария, историки и биографы его указывают вместе с тем на широту его замыслов и особенно на широту взглядов, которые легли в основу этих замыслов. Он был одушевлен мыслью о всемирно-историческом значении русского царства и о высоких задачах, лежащих на русском царе. Как раз в пору его деятельности было выдвинуто, в параллель учению о Руси – третьем Риме, учение о Руси – втором Иерусалиме. Учение это придавало русской церкви значение церкви всемирной, хранительницы истинной веры. Митр. Макарий был горячим сторонником этого учения, но, как и его современник Филофей, он понимал, что высокое призвание русского царства и русской церкви обязывает их быть достойными его. Отсюда – церковные исправления Стоглавого собора, Четьи-Минеи, Степенная книга и все остальные предприятия Макария [682] .

Эта же мысль лежит и в основе взглядов митр. Макария на царскую власть и на ее пределы. Если русскому царству принадлежит мировое значение и в политическом, и вместе с тем в церковном отношении, то отсюда сам собой напрашивается вывод о правах и обязанностях царя в области церкви. Указание на тесную связь царской власти с делом церкви находим уже в послании Макария к вел. князю Василию Ивановичу, написанном еще в бытность Макария архиепископом Новгородским. Послание имеет целью расположить великого князя к преобразованию новгородских монастырей на общежительных началах [683] , и с этой целью Макарий доказывает здесь обязанность его заботиться о церкви. Исходной точкой для доказательства он берет мысль о божественном происхождении царской власти. Государь, читаем здесь, поставлен «от вышняа Божиа десница», его «Бог в себе место избра на земли» и поручил ему милость и живот «всего великого Православия», т. е. всех православных людей. Поэтому государь должен « промышлять о божественных церквах и честных монастырях ». Далее Макарий напоминает вел. князю, что новгородская ересь была уничтожена его усердием, и просит его «упразднить своим царским велением» монастырское бесчиние в Новгороде и в Пскове. В конце послания он говорит, что на нем, архиепископе, лежит обязанность о всех церковных непорядках возвещать одновременно митрополиту и государю – «по божественному Писанью: вся да сказана бывают царю и архиерею» [684] . Макарий не объясняет, какое место в св. Писании он имеет в виду, но мысль его совершенно ясна: забота о православной вере и о церкви лежит на царе совершенно так же, как на архиерее; светская власть и духовная действуют в делах церкви вместе, у них в этом отношении один круг ведомства. Та же мысль об обязанностях царя в области веры выражена в общей форме в поучении митр. Макария Ивану Грозному по случаю его бракосочетания (1547 г.): «Приали есте царство от Бога рассудити люди ваши в правду, и вы храните бодрено от дивих волк , губящих е, да не растлят Христова стада словесных овец, от Бога вданного вам» [685] .

Как иосифлянин, Макарий признавал и обратную сторону этого учения, а именно подчинение царя божественным законам. Специально этой теме посвящен его Ответ на предложение Ивана Грозного об ограничении церковного землевладения [686] . Макарий доказывает здесь неприкосновенность церковных имуществ обычными доводами: ссылкой на постановления соборов, на церковный устав св. Владимира и на подложную грамоту Константина Великого папе Сильвестру. Всем этим памятникам он усвояет абсолютную обязательность для русского царя; ни изменить их, ни отменить царь не может, так как им присущ божественный характер. «Тебе, от Бога ныне возвышенному и почтенному, единовластному царю, во всем великом российском царствии самодержцу сущу, и в конец сведущему Христов закон евангельского учения и св. отец заповеди… сего ради, благочестивый царю, подобает тебе рассудив смотрити и творити полезная и богоугодная» [687] . В этих словах заключается намек на принятие царского титула и на то, что Иван Грозный пользуется более высокой властью, чем его предшественники; отсюда Макарий выводит не расширение пределов царской власти, а, наоборот, еще большее ее ограничение в смысле необходимости для царя более строго соблюдать божественные законы. Заканчивает он свой ответ мыслью о необязательности для архиерея тех царских повелений, которые изданы с нарушением божественных законов. Изложение этой мысли очень близко к тому, что находим на этот счет в царской речи Стоглава, или, вернее, при составлении царской речи к собору Макарий поместил в ней ту же самую свою любимую мысль, которую он нашел нужным выразить и в своем Ответе. «Егда рукополагахся…, тогда… пред всем народом кляхся судбы и законы и оправдание наше хранити , елика наша сила, и пред цари за правду не стыдитись ; аще и нужа будет ми от самого царя, или от вельмож его, что повелят ми говорити, кроме божественных правил, не послушати ми их , но аще и смертью претят, то никакож ни послушати их» [688] . Макарий говорит здесь только о праве архиерея сопротивляться незаконным повелениям царя; никакого общего вывода о существовании этого права у всего населения он не делает. Может быть, это не вполне последовательно, но таков, действительно, был его взгляд.

Некоторые исследователи, впрочем, думают, что Макарий держался несколько другого мнения, а именно, что он за всеми решительно подданными, следовательно, не только за архиереями, но и за рядовыми членами церкви признавал право при известном условии не повиноваться царским велениям. Условием обязательности велений он будто бы считал православие царя, т. е. иными словами, его верность православному закону [689] . В подтверждение этого ссылаются на следующее место в послании митр. Макария Ивану Грозному об укреплении на брань с казанскими татарами (1552 г.): «Аще царево сердце в руце Божии, то всем подобает по воле Божии и по царьскому веленью ходити и повиноватися с страхом и трепетом, якоже рече божественный апостол Петр: Бога бойтеся и царя чтите» [690] . Значение такого условия придают, очевидно, начальным словам этой фразы – «аще царево сердце в руце Божии» . В действительности, они имеют другое значение; их следует понимать как простую ссылку на св. Писание: если сердце царево, как говорит Писание, находится в руке Божией, то нужно повиноваться царскому велению с трепетом. Здесь нет никакого условия, и Макарий вовсе не высказывается здесь по вопросу о пределах повиновения царской власти. Что это так, можно видеть из тех слов послания, которые непосредственно примыкают к приведенному месту: «молим и благословляем, да пребудут у тебя, благочестивого царя, все твои велможи и все твое христолюбивое воинство в любви, и в послушании, и в страсе, и в мире, и в соединении и в союзе на враги, о всем по воли Божией». Здесь речь идет просто о долге повиновения царю, и Макарий указывает основания этого долга. Логика не препятствовала ему распространить на всех подданных свою мысль об условном повиновении царю. Он этого не сделал и тем показал, что политическое учение иосифлян он принимает не во всех его частях.