Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

Родственное миросозерцание находим в посланиях Благовещенского иерея Сильвестра , известного своим влиянием на Грозного, собирателя (а может быть, и автора) Домостроя. Напрасно было бы искать политических идей в Домострое и видеть эти идеи, например, в подчинении семьи и всего семейного уклада государственным целям [691] . Несмотря на попытки такого понимания Домостроя, он навсегда останется памятником исключительно нравственных и житейских воззрений своего автора. Поэтому, если автором его считать самого Сильвестра, не здесь, а именно в посланиях его нужно видеть источник для определения его политических взглядов.

Известны два послания Сильвестра к воеводе Шуйскому-Гор б атому; в одном, написанном во время казанского похода, Сильвестр говорит об обязанностях служилого человека, в другом он утешает Шуйского по поводу опалы на него Ивана Грозного. Обсуждая обязанности, лежащие на царском сановнике, он касается, между прочим, и его отношений к духовенству. «Тебе убо достоит, – пишет Сильвестр, – прося у Бога разума и крепости, священническому чину возвещати, чтобы у них было церковное благочиние по уставу и свое жительство по святительскому наказанию и по преданию» [692] . Этими словами он вручает светской власти как бы высший надзор за всем духовным чином, и не со стороны каких-нибудь его гражданских обязанностей, а в отношении ближайшим образом возложенного на него дела. В параллель этому на духовенстве лежит обязанность « печаловати , молити и всячески увещати земных властей о победных и о повинных и о обидимых, аще не послушают, ино обличити и запретити» [693] . Таковы отношения между духовенством и подчиненными властями, но, конечно, в такие же отношения ставит Сильвестр и самого царя: ему тем более должно принадлежать право надзора за деятельностью духовных лиц. По вопросу о пределах повиновения царю оба послания дают сравнительно немного. В первом – Сильвестр убеждает князей и властелей воздавать царю должное покорение и послушание, «работающе ему по всей воли его и по повелению его , еже о людех общиа пользы, яко Господеви работающе, а не человекам», а во втором – он советует Шуйскому не питать злобы на царя за постигшую его опалу, не иметь на него «хулен помысел и глагол неблагочестив: сердце бо царево в руце Божии, и слуга бо есть Божий в наказание согрешающим» [694] . Там и здесь мысль, очевидно, одна и та же: царю должно оказывать безусловное повиновение, независимо от того, насколько его действия и повеления согласуются с тем или другим законом.

Кроме этих двух посланий, Сильвестру усвояется обычно еще послание к царю Ивану Васильевичу, написанное неизвестным автором [695] . К этому мнению можно вполне присоединиться, так как в этом послании изложены те же политические воззрения, какие сквозят и в послании к Шуйскому. Главное содержание послания составляет обличение содомского греха, который автор рассматривает как религиозное преступление, и на борьбу с которым в московском обществе он желает подвигнуть царя. В соответствии с этой целью Сильвестр указывает, что на обязанности царя лежит заботиться о распространении и утверждении православной веры. Он напоминает царю о предке его св. Владимире, который «великое православие, яко на камени, непоколебимо утверди», и приводит примеры из деятельности византийских императоров на пользу Христовой церкви. Отсюда он и заключает об обязанности царя «заблудившееся на рамо взяти и ко Христу привести» [696] . «Государь еси, – говорит он, – в православной своей области , Богом поставлен и верою утвержен… многое множество даровал ти Господь Бог и нарек тя пастырем, начальника, судью и пророка». В лице царя, таким образом, соединяется с высшей государственной властью и высшая церковная. Настаивая перед Иваном Грозным, что он государь в своей православной области, Сильвестр так же, как в XIV в. Акиндин, отрицает существование каких бы то ни было других пределов царской власти, кроме территориальных: в своей области царь владеет всей полнотой верховной власти, он не может встретить себе соперничества или ограничения ни в какой другой власти. Эту мысль не следует, однако, толковать слишком широко, как выражение несочувствия участию бояр в правлении. Все, что мы знаем о Сильвестре, говорит, напротив, за то, что он был сторонником старобоярской партии, которая стремилась закрепить за собой право совета [697] . Правда, убеждая царя не потворствовать людям, зараженным содомским грехом, он употребляет слова, которые могут подать повод так понять его взгляды. Он пишет Грозному: «Тебе, государю великому, которая похвала в таких чюжих неразумных советех }… В гнилых советех неразумных людей, раб своих, сам себе хощеши бесчестити пред враги своими» [698] . Но в этих фразах, непосредственно примыкающих к обличению содомского греха, слово «совет» употреблено, очевидно, не в смысле мнения [699] , а в смысле собрания или сборища людей, как оно употребляется иногда и теперь. О праве боярского совета Сильвестр не высказывается ни за, ни против [700] , и следовательно, произведения его имеют для истории политической литературы цену, как выражение только двух идей: во-первых, соединение в руках царя высшей государственной и высшей церковной власти и, во-вторых, обязанность безграничного ему повиновения [701] .

Макарию и Сильвестру как защитникам преимущественно старых идей можно противоположить партию сторонников новизны, наиболее видными представителями которой были Матвей Башкин, Феодосий Косой и троицкий игумен Артемий. Все трое, вместе с их приверженцами, были обвинены в ереси. При некотором сходстве их религиозных заблуждений между ними была крупная разница: Башкин и Косой были, по существу, рационалисты, заблуждения же Артемия имели связь с протестантизмом [702] . По-видимому, была между ними разница и в области общественно-политических воззрений. Башкин и Косой высказывали в этом отношении довольно крайние взгляды – или вообще, или в сравнении с взглядами современного им общества. В то время как в Домострое существование рабства находило себе оправдание в св. Писании [703] , Башкин объявлял рабство явлением совершенно незаконным, противоречащим христианству, и основывался при этом тоже на св. Писании, а именно на заповеди любви к ближнему, как к самому себе [704] . Радикализм Косого и его учеников был еще решительнее. Они восставали против почитания родителей и говорили, что не следует повиноваться властям, и это на том основании, что «не подобает в христианох властем бытии» или в другой форме – «несть требы быти начальством в христианстве». В области нравственных понятий они, по словам современников, отрицали основную проблему нравственности-различие добра и зла: они отрицали противоположность между «святым и нечистым» и запрещали называть что-нибудь скверным или нечистым [705] . Словом, они проповедовали нравственный и политический анархизм. Было бы очень интересно узнать, как применяли они свои крайние взгляды при обсуждении вопроса о пределах царской власти, если только перед ними возникал такой вопрос; но ни Башкин, ни Косой не оставили сочинений, или их сочинения до нас не дошли.