Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

Мысль автора вполне ясна. Самодержец – это такой царь, который сам держит данную ему власть, который управляет государством по собственному разумению, не подчиняясь ничьим мнениям и советам. Поэтому участие в управлении пособников в лице представителей монашества и, главным образом, духовной иерархии противоречит понятию самодержавия, и царь, желающий сохранить свое значение, должен устранить такое пособничество. Самодержавие, следовательно, автор понимает в смысле полноты власти, в смысле сосредоточения ее в одних руках, без всякого разделения. Это понимание представляется очень любопытным. В памятниках предшествующего времени слово самодержавие, со всеми производными от него (самодержавный, самодержец), употреблялось большей частью так, что авторы не давали вовсе понять, какое они ему придают значение, а вывести его представлялось до крайности трудным, если не невозможным. Здесь мы в первый раз [736] встречаем такое употребление этого слова, при котором с ним соединяется вполне определенное понятие. Поэтому естественно заинтересоваться вопросом: значение, которое придает самодержавию автор «Беседы», совпадает ли с тем, которое было общеупотребительно в его время? Для положительного ответа мы не имеем решительно никаких данных. Если относить последнюю редакцию «Беседы» приблизительно к середине XVI в., то это будет то время, когда действовали в литературе митр. Макарий и Сильвестр. Но сочинения их не оказывают нам в этом отношении никакой помощи. Тот и другой пользуются этим словом, но нигде не придают ему никакого определенного значения; в их употреблении самодержавие есть только титул [737] . Можно лишь высказать предположение, что это толкование самодержавия принадлежит автору «Беседы» и им самим составлено. Будучи раздосадован участием монашества в государственных делах, он просто воспользовался этимологией слова и придал ему тот смысл, который оно уже давно утратило (а, может быть, в России никогда и не имело), но который ему был нужен для проведения его любимой идеи. Косвенное, хотя и не вполне достаточное, подтверждение этому видим в Стоглаве, где как раз изображается такое участие духовной иерархии в государственных делах, и где в то же время царю приписывается самодержавие.

Но автор не выдерживает своей терминологии. Восставая против участия иноков в царском совете и находя это участие несовместимым с самодержавием, он в то же время настаивает на том, что доля участия в государственной власти должна принадлежать боярам. В некоторых случаях он рисует это участие в выражениях совершенно неопределенных. Царю должно «всякие дела делать с своими князи и с боляры»; цари должны «воздержать» царство «с своими приятели», т. е. с князьями и с боярами; царю следует «царство и грады и волости держати и власть имети» с князьями и боярами [738] . Все эти выражения можно толковать в смысле участия бояр в исполнительной власти от имени царя на начале службы. Но в других местах он говорит яснее, и тогда не остается никакого сомнения, что речь идет именно о боярском совете. «Царю достоит не простотовати, с советники совет совещевати о всяком деле», «царем с боляры и с ближними приятели о всем советовати накрепко» [739] . Автор впадает в очевидное противоречие: с одной стороны, он объявляет совет несовместимым с понятием самодержавия, а с другой стороны, он требует участия советников во всяком деле [740] . Его заботит, следовательно, не отношение между понятием самодержавия и советом, а попросту то, кому будет принадлежать право быть царскими советниками. Если советниками являются иноки, то это несовместимо с самодержавием; если же право совета переходит к князьям и боярам, то самодержавие от этого не страдает. Никакой широты государственного взгляда автор «Беседы» не обнаружил. Он думает не о государственной пользе и не о достоинстве самодержавия, он отстаивает узкосословные интересы. Хотя сам он, как можно было бы думать, принадлежит к иночеству [741] , но в политическом отношении он его непримиримый враг, и вся «Беседа» написана исключительно с целью защиты интересов боярства. Отсюда и вражда ее к монастырским имуществам. В этом отношении сходство между «Беседой» и писаниями заволжцев оказывается чисто внешним: те восставали против монастырского землевладения, имея в виду идеал монашества и его высокие задачи, – автор «Беседы», хотя и прикрывается этим идеалом, но, в сущности, он видит в монастырях только опасного соперника боярства и в монастырском землевладении – посягательство на политическое влияние, которое должно принадлежать одному только боярскому сословию. Он борется против иноческого совета, чтобы на его место поставить совет боярский. Правда, в «Беседе» встречаем еще в некоторых случаях указания на отношения царя к миру , но эти указания производят впечатление чего-то неясного и недоговоренного. Когда автор говорит: «Подобает с миром во всем ведати царю самому, со властьми своими, а не с иноки» [742] , то здесь мир обозначает просто все мирское в противоположность монашескому. В других местах он выражается несколько иначе: «Всякие дела делати милосердно с своими князи и с боляры и с прочими миряны , а не с иноки»; «царство и грады и волости держати и власть имети с князи и з боляры и с прочими с миряны, а не с иноки» [743] . Здесь автор уже как бы противополагает прочих мирян князьям и боярам, хотя нужно сказать, что, прибавляя каждый раз «а не с иноки», он несколько уменьшает силу этого противоположения. От этого речь его получает двойной смысл: в прочих мирянах можно видеть и другие общественные классы, кроме боярства, и всех вообще мирян в противоположность инокам. Если же понимать его буквально, то все-таки в его словах трудно найти что-нибудь кроме намека, который он предоставляет читателю понять, как ему угодно. Может быть, прочие миряны это – Земский собор [744] , может быть, это второстепенные деятели управления, но едва ли не вернее, что автор в согласии со своей основной идеей имеет в виду не все общество, не все сословия, а одни только верхи его – те классы, которые стоят на общественной лестнице ниже «князей и боляр», но выше остальной массы населения. По крайней мере, так понял автора один из списателей «Беседы», заменив выражение «с прочими миряны» другим: в первом случае – «с великородными и праведными мирскими людьми», во втором – «прочими великородными и приближними своими мирскими людьми» [745] .

Несколько другой вид получает этот вопрос в «Ином сказании », составляющем прибавление к «Беседе». Автор «Иного сказания» думает уже о государственной пользе, «как царство во благоденство соедините и распространити от Москвы семо и овама». Он думает, что этого можно достигнуть не «царскою храбростию», но «валитовым разумом и царскою премудрою мудростью». Мудрость состоит в том, чтобы царю «беспрестанно» держать при себе «вселенский совет» «от всех градов своих и от уездов градов тех», «ото всяких мер всяких людей» [746] . Кроме того, у царя должен быть еще другой совет из «разумных мужей, мудрых и надежных приближенных воевод». Связь с этим малым советом у царя должна быть еще теснее: его он должен «ни на един день не разлучатися от собя» [747] . Совет разумных мужей есть, очевидно, Боярская дума; но что такое вселенский совет? Автор говорит о созвании его в будущем времени, он предлагает всему священническому и иноческому чину благословить царей на его созвание. Может быть, это только форма, и автор пользуется ею для оправдания в чьих-нибудь глазах уже совершившегося факта, но, может быть, автор и в самом деле предлагает нечто новое. Во всяком случае, вселенский совет по своему составу сильно напоминает первый Земский собор 1549–1550 г., как до недавнего времени его принято было себе представлять в согласии с изображением его в хрущевской «Степенной книге» [748] . Но если обратить внимание на то, чего ожидает «Иное сказание» от вселенского совета, какие оно возлагает на него задачи, то получится нечто другое. Вселенский совет должен рассуждать, прежде всего, «о всегоднем посту и о паянии мира всего», а потом уже «про всякое дело мира сего». На первом месте, значит, стоят дела духовно-нравственного содержания и только в виде добавления – дела собственно государственные [749] . Это приближает вселенский совет, скорее всего, к Стоглавому собору.