Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

Чтобы выяснить правильность действий и взглядов Никона, московское правительство, как известно, обратилось к восточным патриархам с целым рядом вопросов. Ответы восточных патриархов дают законченную теорию отношений между государственной и церковной властью. Тогда же был сделан и перевод Ответов на русский язык. В переводе можно заметить значительные неточности и даже неправильности, но ни о каком намеренном искажении мысли подлинника говорить нет основания [935] .

Теория, изложенная в Ответах восточных патриархов, находится под сильным влиянием Эпанагоги, но далеко не согласна с ее духом. Подобно Эпанагоге, царская власть определяется здесь как законное начальство, общее благо для всех подданных, награждающее не по пристрастию и наказывающее не из ненависти. В согласии с Эпанагогой определяется задача и конечное назначение царской власти [936] . Но дальше оба памятника расходятся. Эпанагога устанавливала в государстве рядом с царем самостоятельную власть патриарха с особым кругом ведомства и правами. Необходимым условием государственного порядка Эпанагога выставляла согласие обеих властей. Напротив Ответы восточных патриархов устанавливают единовластие. Царю дается здесь наставление – «никому же дати славы», т. е. ни с кем не делиться своей властью. Для всех своих подданных одинаково царь есть господин (χύριοςπάντων), и всякого противящегося ему, кто бы он ни был, царь может подвергать наказаниям (гл. 1 толк. 2). Властью своей царь подобен Богу, и всякий, говорится далее, «не сохранший веры о достоинстве Цареве», недостоин называться христианином. Царь один имеет власть во всех государственных делах (παντός πολιτιχου πράγματος); патриарх подчинен царю, как превосходящему его властью (ώς έν εξουσία ύπερεχούση όντι), и не может действовать в области государственной (ένεργείν έν τοίς πολιτιχοις) против мнения царя (гл. з) [937] . Архиерей, пожелавший владеть обеими властями – духовной и светской – пожелавший присвоить себе государственную власть (πολιτιχ αίςάρχαις έπιπηδαν), подлежит извержению, ибо «кесарева кесареви и Божия Богови свойственна суть» (гл. 13) [938] . Этими ответами восточные патриархи наносили страшный удар учению Никона. Его теория теряла всякий авторитет – тем более, что патриархи подкрепляли свои мнения тоже ссылками на св. Писание, постановления церковных соборов и т. д.

Но это учение есть не единственное, что заключают в себе Ответы восточных патриархов. Разрушая теорию подчинения царя патриарху, Ответы, с другой стороны, предлагали новое учение о пределах царской власти, и учение это замечательно тем, что оно идет вразрез со всеми идеями, какие на этот счет развивались до того времени в русской литературе. Определяя в 1 главе понятие царя как законного начальства (εννομος έπιστασία), восточные патриархи попутно как бы высказывали мысль, что царь есть власть, действующая закономерным образом. В толковании на первый ответ кроме того сказано, что царь «служит правде» (τής διχαιοσύνης έργάτης). Та и другая мысль, следовательно, изображают царскую власть как ограниченную законом. Можно было бы думать, что патриархи останутся до конца верны этому взгляду, но на деле оказалось не то. Пятый из числа предложенных им вопросов гласил: «Аще царь повелевает что, яко устав и крепость да будет?» Здесь в несколько неясной форме, очевидно, поставлен вопрос о том, всякое ли повеление царя имеет обязательную силу, т. е. иными словами, обладает ли царь вполне неограниченной властью [939] . Если бы патриархи пожелали при ответе на этот вопрос поступить так, как они поступили при ответе на первый вопрос, т. е. опереться на Эпанагогу, то они должны были бы сказать, что повеления царя не могут нарушать св. Писания, постановлений Вселенских соборов и действующих законов [940] . Но патриархи отступили здесь от Эпанагоги. Они ответили, что все «царю угодное, закон и устав есть» (δπερ άρέσει τφ βασιλεί, νόμος έστίν) – все равно, выражена ли воля царя письменно или словесно. Поэтому «никтоже кую волю имать воспротивитися царскому повелению, зане собою закон есть, аще бы убо был и церковный настоятель, или аще бы рекл патриарх, или иного коего чина» [941] . Это – формула для теории абсолютной, ничем не ограниченной власти, и потому издатели памятника с полным основанием могли дать ему то название, которое он теперь носит: Ответы четырех вселенских патриархов на 25 вопросов о власти царской беспредельной и патриаршей ограниченной. Патриархи составили свою формулу, вне всякого сомнения, под сильным влиянием Юстиниановых Институций, где находится известное положение: quod principi placuit, legis habet vigorem. Нетрудно заметить, что ответ патриархов почти с буквальной точностью воспроизводит то место Василик, в котором излагается это положение [942] . Тема этого положения, как известно, не получила развития в русской политической литературе; в ней никогда до этого времени не было выставлено учения, что закон есть все угодное царю, или что для царя необязательны церковные постановления. Таких идей древняя русская литература не знает. Сам царь Алексей Михайлович, для которого, главным образом, и предназначался ответ восточных патриархов, держался на этот счет другого мнения. Хотя и в очень общей форме, он высказывался в письмах своих о назначении царской власти. По его убеждению, Бог даровал ему власть «люди Его Световы рассудити в правду, всем равно»; самым важным своим делом он считал «люди Божия рассуждати в правде», «писано бо есть: суд Божий николи крив не живет» [943] . В этих словах нетрудно угадать идею подчинения царя началу права, идею, которая от возникновения русской письменности до конца XVII в. была у нас самой излюбленной темой и повторялась много раз в различной форме. Учение о беспредельности царской власти не встречало, таким образом, сочувствия даже в самом царе, который более, чем кто-нибудь другой, был заинтересован в расширении пределов своей власти. Оно и не привилось на русской почве: в остальные годы XVII в. не оказалось ни одного русского книжника, который бы им воспользовался.

Ответы восточных патриархов, поскольку они говорили о существе царской и патриаршей власти, не получили санкции. На соборе 1667 г. вопросы эти явились предметом горячего спора. Если верить сообщению газского митрополита Паисия Лигарида, на соборе было несколько течений. Некоторые епархиальные архиереи – Павел Крутицкий, Иларион Рязанский, Симеон Вологодский и другие – настаивали на превосходстве священства и доказывали его очень близко к Никону. Сам Паисий склонялся к тому, чтобы признать первенство за царством. При этом он попутно доказывал и беспредельность царской власти, т. е. что «царь не подлежит законам». Главными доказательствами ему служили: i-я книга Царств гл. 8, где Самуил описывает царскую власть [944] , и 105-я новелла Юстиниана, где говорится, что Бог подчинил царям законы, и что царь есть одушевленный закон [945] . Восторжествовало среднее мнение. Собор постановил, что царь имеет независимую власть в делах государственных, а патриарх– в делах церковных, и что ни один из них не должен вмешиваться в область другого [946] .