Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

Решением собора было официально осуждено учение Никона об ограничении царской власти властью патриарха, но решение это не остановило обсуждения вопроса об отношении царской власти к церкви и церковным делам в литературе. Как слабый отголосок теории Никона, мы имеем поучение чудовского архимандрита Иоакима (1673 г.), который проводит мысль, что духовная власть выше светской. Последняя борется с преступниками, а первая с самим грехом, «не главу, но недуг отсецает». Поэтому, «елико разнствует тело души или, елико отстоит небо от земли», настолько церковная власть больше государственной. Однако Иоаким не делает отсюда никакого вывода о пределах царской власти [947] . Один из ближайших преемников Никона по кафедре – патриарх Питирим (1673–1673) высказался как сторонник противоположного взгляда. В своей речи при возведении его на кафедру он просит царя «не оставити нас, смиренных, во окормлении превеликого корабля сего». Царь должен, по его мнению, «простирати пресветлого царского величества руку помощи , якоже и прежде творяху христианстии благочестивии царие, Константин В. и проч. Понеже ничтоже ино царству пределательнейше и претщательнейше, разве еже церквам, в нем сущим, соблюдатися всякие напасти и озлобления» [948] . Это – не теория Никона и не учение о невмешательстве, провозглашенное собором 1667 г.; это – открытое признание за царской властью права на участие в церковных делах. Это – то самое направление, родоначальниками которого были в русской литературе митрополиты Иларион и Никифор, а продолжателями – Иосиф Волоцкий, Максим Грек, старец Филофей и др. Вероятно, у него были корни в живой действительности, если его не могли уничтожить ни Никон, ни собор, созванный для его осуждения.

Политическое учение раскола до сих пор еще не было предметом особого исследования, и есть даже мнение, что раскол и не создал никаких политических идей. Так как раскол отделился от церкви, но продолжал жить в государстве, то и думают, что его дело сводилось не к борьбе с государством, а к борьбе с церковью. Поэтому и вопросы, возникавшие в расколе, не могли будто бы иметь иного характера, кроме церковного [949] . Но при ближайшем знакомстве с сочинениями первых расколоучителей этот взгляд оказывается не вполне верным. Сочинения эти свидетельствуют, что учителя раскола имели интерес к политическим вопросам и по своему отношению к церкви и к государству должны были этих вопросов касаться. Мы находим у них ссылки на такие произведения, в которых политическим идеям отводится довольно видное место, например, на сочинения Иосифа Волоцкого, Максима Грека, послание патриарха Фотия болгарскому царю Борису, Стоглав. При обыске у одного деятеля раскола были найдены, между прочим, следующие книги: «Три тетради о постановлении царском; девять тетрадей: выписка из кроников латинских, отчего на царство разорение приходит; пять тетрадей, а в них в начале написано о описании вин или причин, к погибели и к разорению царства приводят , переведено с розных книг латынского языка»; у него же найдено послание старца Артемия и опровержение ереси Косого, т. е. по всей вероятности, одно из сочинений Зиновия Отенского [950] . Сочинения таких видных деятелей раскола, как протопоп Аввакум, Иван Неронов, диакон Федор Иванов, Никита Пустосвят, поп Лазарь, подьяк Федор Трофимов, инок Сергий, а также безымянные произведения: «Щит веры», соловецкие челобитные и др., показывают, что раскол впитал в себя много политических идей из предшествующей литературы и на основе их создал собственное учение, в котором отведено довольно видное место, между прочим, и вопросу о пределах царской власти.

Основу философско-исторических воззрений раскола составляет учение о Третьем Риме. У раскольников господствует отрицательное отношение к грекам. Вера греческая не только подвергается насилию от агарян, но и сами греки изменили православию. Как говорит поп Лазарь в своей челобитной Алексею Михайловичу, греческий царь «от законов отеческих к папе приступи, хотя Иерусалим от турок очистить», и с того времени приняли греки «папежские законы», и «свое главное спасение потеряли» [951] . Царьград перестал быть Новым Римом, и Русь – его наследница. Эта мысль много раз повторяется в писаниях раскольников. Диакон Фед. Иванов говорит в своей челобитной словами Филофея: «Вся царства, государь, в конец стекошася, сиречь во твое богохранимое господарство; зде истинная православная вера: не пошто нам искать – заблудить будет». В космографии написано: «Несть под солнцем такого благочестия и веры правые, яко в московском государстве». В знаменитой Соловецкой челобитной читаем: «Един на всей вселенней владыка и блюститель непорочные веры християнские, самодержавный великий государь царь благочестием всех превзыдет, и все благочество в твое государство едино царство собрашася, и Третий Рим благочестия ради твое государство московское царство именоваша». Связывая с этим сказание о белом клобуке, раскольнические произведения считают Русь хранительницей благочестия и русского царя – блюстителем правоверия. «Ты един, великий государь, – обращается Никита Пустосвят к Алексею Михайловичу, – христоименитый царь, наша христианская глава, иже во всех концех всея вселенные совершенным благочестием благоразумие уветый сияеши… и не токмо превеликой России, но и всея подсолнечные ты, великий государь, достойнейший царь» [952] . Из учения о Третьем Риме расколоучители, как и старец Филофей, делают вывод, что Русь должна быть на высоте своего положения и исправить свои недостатки, но по понятным причинам наряду с этим выводом находим у них и другую мысль, а именно, что для сохранения своего величия Русь должна оставаться верной отеческим преданиям. Поп Лазарь, например, пишет: «Во окрестных царствах, болгары, Угры и прочии таковии, егда в законех отеческих непоступно пребываху, тогда божественную царскую власть над собою имеяху и окрестным языком во бранех страшни и храбри беяху; егда же в законех отеческих соблудиша и того ради божественную царскую власть изгубиша, тем ныне окрестным нечестивым языком в порабощение быша… И ты, государь, чти историю еллинскую, от ноевых внучат и до пророков и апостолов, и се уразумееши. Царю благородный, всем тя благоразумна и мудра суща, и чуждуся, како времени сего не испытуеши!» [953] .

Весьма естественно, что учителя раскола принимают целиком идею богоустановленности царской власти со всеми теми выводами, которые обыкновенно из нее делались в древней русской письменности. В своих обращениях к царю они неизменно называют его «от небесного царя помазанным», «Богом избранным и Богом превознесенным», «Богом венчанным» и т. п. Царь должен творить «суд и правду», должен, по выражению попа Лазаря, судить «яко Бог», суд его должен быть праведен, и Аввакум напоминает Алексею Михайловичу слова пророка: «Честь царева суд любит». Уже в этих словах выражается знакомая нам мысль, что царь должен действовать по правде , в согласии с законом, иначе, – что для царя обязательны те же нравственные законы, которые обязательны для всех людей. Но, может быть, еще лучше выразил эту мысль Аввакум в одном из посланий к царю: «Единого мы отца себе имамы вси, еже есть на небесех, по святому Христову Евангелию. И не покручинься, царю, что так глаголю: ей, истина тако. Господин убо есть над всеми царь, раб же со всеми есть Божий» [954] . В понятие правды, обязательной для царя, входят и истины веры православной. Так понимало правду большинство книжников прежнего времени, а раскольники, как и следовало ожидать, особенно подчеркивают ту мысль, что царь должен быть верен православию. Можно сказать, что это составляет одну из главных мыслей в их произведениях. Примером может служить поп Лазарь, который много раз повторяет ее в своей большой челобитной царю Алексею Михайловичу. «Подобает тебе, царю благочестивому, избрати догматы отеческие, а лесные отринути», – говорит он; «царю благородному, аще ныне не управиши судом праведным закона отец, и то знатно, яко дожидаешися слова, еже глаголет Иван Богослов, яко испранно есть точило вне града, и прочая» [955] . Очень охотно говорят расколоучители и об ответственности царя перед Богом. Они предлагают царю обсудить, «с коею правдою хощеши стати на страшном суде Христове»; указывая на уклонение его от правой веры, предупреждают его, что об этом он «воздаст слово» на последнем суде, или что «о сем будут судитися» с ним «прародители и прежние цари и патриархи, кои те книги управили, к сим же и святи отцы, кои те книги держали и тем спасении быша»; в «Щите веры» говорится: «А ты, государь, аще на суде Христове хощеши стати прав, дай нам зде суд прям». Некоторые из раскольников говорят об ответственности царя перед Богом в таких выражениях, как будто они хотят выразить мысль, что царь несет за свои действия ответственность только перед Богом, а не перед людьми. Так, например, Лазарь пишет: «Мы не судим тебе царю , но словеса Божия и святых его пишем к тебе. Тии имут судитися с тобою в день страшного суда, егда приидет Сын Божий» [956] .