Мишель Ламарш Маррезе - Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

Но центральное положение этой книги состоит в том, что женщины российской элиты все же составляли исключение, и не только с точки зрения диапазона их имущественных прав, но и в смысле широкого использования привилегий, дарованных им законом. Женщины континентальной Европы пользовались явными правовыми преимуществами перед английскими современницами, но, несмотря на это, их возможности управлять своим имуществом и отчуждать его, состоя в браке, были весьма ограниченными {5} 5 Об эволюции системы наделения и пользования приданым см.: Hughes D.O. From Brideprice to Dowry in Mediterranean Europe // Women and History. 1985. № 10. P. 13—58. См. также два исследования проблемы ограничения имущественных прав европейских женщин в конкретных регионах в начале Нового времени: Howell M.C. The Marriage Exchange: Property, Social Place, and Gender in the Cities of the Low Countries, 1300—1550. Chicago, 1998; Riemer E.S. Women, Dowries and Capital Investment. P. 73—75. . И если женщины в Европе оставались, по сути дела, «на обочине владения имуществом» {6} 6 Цит. по: Davidoff L., Hall С. Family Fortunes: Men and Women of the English Middle Class, 1780-1850. Chicago, 1987. P. 275. , то для русских дворянок независимый контроль над имуществом сделался скорее правилом, чем исключением. Как я постараюсь доказать в этой работе, «особенность» положения дел в России состояла не в существовании независимых состояний у супругов, а в том, что российские законодатели довели принцип раздельного владения до логического конца, равно как и в том, что женщины, со своей стороны, в полной мере использовали правовые преимущества. Юридические права в более широком смысле — в частности, право замужних женщин вступать в тяжбы от своего имени и привлекать к суду собственных мужей — подкрепляли имущественные права дворянок. Вследствие же своей экономической самостоятельности русские женщины располагали значительным авторитетом и влиянием, как в семье, так и в обществе.

Стереотип угнетенной русской женщины был порожден описаниями европейских путешественников {7} 7 Halperin С J. Sixteenth-Century Foreign Travel Accounts to Muscovy: A Methodological Excursus // Sixteenth Century Journal. 1975. Vol. 6. № 2. P. 89—110. Более благоприятную оценку эти описания получили в работе: Артемова Е. Ю. Записки французских путешественников о культуре России последней трети XVIII века // История СССР. 1988. № 3. С. 165—173. . Европейцы, побывавшие в Московии в начале Нового времени, потчевали своих читателей и слушателей рассказами об избиении жен, об их жалком положении в семье и при этом изображали русских женщин дурно воспитанными и склонными к пьянству {8} 8 Collins S. The Present State of Russia L., 1671. P. 8-10, 36, 114; Olearius A. The Travels of Olearius in Seventeenth-Century Russia / Trans, and ed. S.H. Baron. Stanford, 1967. P. 168-170; Korb J.G. Diary ofan Ausrian Secretary of Legation at the Court of Czar Peter the Great. L., 1863. Vol. 1. P. 206—208; Perry J. Extracts from the State of Russia under the Present Czar // Seven Britons in Imperial Russia, 1698—1812 / Ed. P. Putnam. Princeton, 1952. P. 37, 40; Weber F.C. The Present State of Russia L., 1968. Vol. 1. P. 136, 147-150. . Одно из таких описаний, составленное автором-французом в 1761 г., вызвало гнев Екатерины II. Женщины в России «пользуются весьма достаточною свободой» в сравнении с другими европейскими странами, — парировала она и привела право русских дворянок распоряжаться своим приданым в доказательство их более высокого, чем в Европе, юридического статуса {9} 9 Антидот (противоядие). Полемическое сочинение Екатерины Второй, или разбор книги аббата Шаппа д'Отрош о России // Осьмнадцатый век. 1869. №4. С. 352. . Впрочем, к концу XVIII в. страшные рассказы об унижении женщин в России уступили место новому предрассудку: теперь речь пошла о том, что женщины здесь всем заправляют как в семье, так и в обществе, и объяснение этому иностранцы видели в необыкновенном правовом и экономическом статусе русских дворянок.

Типичны для материалов такого рода наблюдения молодой британской путешественницы, относящиеся к рубежу XVIII — XIX вв. Хотя Кэтрин Уилмот, подобно приезжавшим ранее европейцам, не раз возмущалась невежеством и вульгарной внешностью встреченных ею русских женщин, она заметила также, что они пользовались необыкновенно широкими правами собственности. «Следует тебе знать, что каждая женщина имеет право на свое состояние совершенно независимо от мужа, а он так же независим от своей жены, — писала она своей сестре Гарриэт в 1806 г. — Поэтому брак не является союзом ради каких-либо выгод… Это придает некий любопытный оттенок разговорам русских матрон, которые смиренной англичанке кажутся проявлением поразительной независимости при деспотическом правлении!» {10} 10 Bradford M.W. The Russian Journals of Martha and Catherine Wilmot, 1803—1808 / Ed. and intro. by the Marchioness of Londonderry and H.M. Hyde. L., 1935. P. 234; Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер М.и К. Вильмот из России / Ред. С.С. Дмитриев. М., 1987. С. 316. Другая сестра Кэтрин, Марта Уилмот, отметила это явление в своем дневнике в начале того же года: «Полная и абсолютная власть русских женщин над своим состоянием придает им удивительную свободу и такую независимость от мужей, какой не знают в Англии» {11} 11 Bradford M.W. The Russian Journals. P. 271; Письма сестер М. и К. Вильмот из России. С. 345. .

Наблюдатели-мужчины тоже сообщали о видном положении, которое занимали русские женщины при дворе и в провинциальном обществе, хотя и не всегда с одобрением. Так, Август фон Гакстгаузен, который больше интересовался политическим развитием России, чем обычаями общества, не отказал себе в удовольствии сделать несколько отступлений по поводу статуса женщин. «В России женский пол занимает иное положение, чем в остальной Европе», — начинает он. Далее Гакстгаузен сравнивал ленивых русских купчих с немецкими домохозяйками (не в пользу первых). Не укрылись от него и привилегии русских дворянок. «Значительная часть недвижимой собственности также находится в женских руках, — рассказывал он. — Легко понять, сколь большим влиянием в результате пользуются женщины в обществе» {12} 12 Haxthausen A. von. Studies on the Interior of Russia / Ed. S.F Starr and trans. E. Schmidt. Chicago, 1972. P. 21—23. . [1] Маркиз де Кюстин, правда, не писал о женских правах собственности, но отметил много различий между русскими и европейскими дамами. Первые были, по его словам, «политическими амазонками» и часто вмешивались в государственные дела: Кюстин А. де. Россия в 1839 году/ Ред. В. Мильчина. М., 1996. Т. 2. С. 51. Автор конца XIX в. Анатоль Леруа-Больё взглянул на русскую женщину с иной точки зрения, предположив, что у славянских народов «психологические различия между полами… менее ярко выражены… Если мужчин иногда можно обвинить в известной женственности, т.е. в некоторой изменчивости, гибкости… или в излишней впечатлительности, то женщины, как будто для равновесия, имеют в уме и характере нечто сильное, энергичное, словом, мужественное» {13} 13 Leroy-Beaulieu A. The Empire of the Tsars and the Russians / Trans. Z.A Ragozin. N.Y, 1898. Vol. 1. P. 217-219. .