Юрий Слёзкин - Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

В литературе 1930-х годов коренным народам предоставлялась единственная альтернатива существующему положению вещей: большевистский путь к коммунизму. В литературе 1940—1950-х годов они почти всегда начинали свое путешествие на распутье. Иными словами, стандартное Большое путешествие усвоило четкую структурную симметрию повествования о землепроходцах (переехав для этого на Чукотку и на Амур). По одну сторону были большевики, все как на подбор славяне, а по другую — иностранцы, все как на подбор негодяи [106] Залкинд в романе Ажаева был одним из последних образов большевиков-евреев. . Ни те ни другие не возникали из ничего: большевики были «потомками Ермака и Пояркова», вернувшимися на «исконно русские земли»; американцы были «потомками древних пиратов», стремящимися «чертовски разбогатеть или сдохнуть с голоду, уподобясь старому голодному зверю» {1307} 1307 Ажаев В.И. Далеко от Москвы. С. 30; Семушкин Т.З. Алитет уходит в горы. М., 1974. С. 127, 140. . Глаза снова оказывались зеркалом души, а новые большевики были больше похожи на казаков, чем на литературных коммунистов 1930-х годов: у всех у них глаза были как «небо в ясную погоду», как «голубая морская вода в пору тишины, когда море как будто спит, не шелохнувшись даже самой слабой волною», а иногда как небо, море и «лучистое, теплое солнышко» {1308} 1308 Семушкин Т.З. Алитет уходит в горы. С. 122; Шундик Н. Белый шаман // Шундик Н.Е. Собр. соч. Т. 3. С. 68, 123. См. также: Бытовой С.М. Поезд пришел на Тумнин. С. 25; Он же. Сады у океана. С. 18; Шундик Н.Е. На Севере Дальнем. М., 1952. С. 9; Санги Владимир. Изгин. М., 1969. С. 105-106; Неркаги А. Северные повести. М., 1983. С. 37. . Это была национальная черта, так что одного упоминания о «простом русском лице» партийного секретаря было достаточно, чтобы вызвать в воображении образы мощных, но дружелюбных стихий {1309} 1309 Рытхэу Ю. В долине маленьких зайчиков. С. 36; Он же. Остров надежды. М., 1987. С. 14; Шесталов Иван. Избранное. Л., 1976. С. 190. . Роль русских в деле защиты туземцев от иностранцев стала настолько важной, что в одной повести отеческая фигура партсекретаря была заменена фигурой местного начальника КГБ (с «обыкновенным, русским» лицом), расследующего дела о нарушениях границы {1310} 1310 Рытхэу Ю. Повести. Л., 1972. С. 228. . В другой Большое путешествие состоит в переселении группы эскимосов с Чукотки на остров Врангеля с целью обосновать советские территориальные претензии. Таким образом, обретение сознательности сопутствовало осознанию священного долга защиты отечества. Сознательность (цивилизованность) совпадала с патриотизмом, а патриотизм строился на доверии к одному «высокому, светловолосому русскому парню» {1311} 1311 Рытхэу Ю. Остров надежды. С. 14. . [107] После того как в 1976 г. на острове был создан природоохранный заповедник, большинство поселенцев были перевезены обратно на материк.

Истинный характер американцев тоже можно было определить по глазам. Их одежда (высокие сапога и ремни с пистолетами) с первого взгляда выдавала в них хищников; их речь («год дэм!») недвусмысленно объявляла об их намерениях; а их действия (насилия и убийства) говорили сами за себя; но именно их глаза — бесцветные и «подернутые мглой» — свидетельствовали о том, кем они были на самом деле: призраками, чье место не под Веселым Роджером, а на «Летучем Голландце»; мертвыми душами, которых страшное проклятие обрекло быть вечными посланниками ала. В менее зловещем ключе большинство иностранцев были — для пущей убедительности — наделены стандартными признаками неподлинности в виде вставных зубов, очков, огромных носов и чрезвычайной волосатости {1312} 1312 Семушкин Т.З. Алитет уходит в горы. С. 40-49, 104, 118, 143-168, 187; Шундик Н.Е. На Севере Дальнем. С. 33, 37; Рытхэу Ю. Остров надежды. С. 27. . Они пришли из ада. «Проклятая земля» (обычно Аляска), откуда они появлялись и куда снова исчезали, если не были схвачены советскими пограничниками, была местом, где умышленно попирались все человеческие ценности: родители дурно обращались с детьми, дети плевали в лица матерям, дружбы не существовало, а свобода означала разбой. Все белые были расистами, а всех «цветных» преследовали, унижали, морили голодом, а иногда линчевали (в Китае в роли расизма выступала идея культурного превосходства). Единственной надеждой на спасение был «берег счастья» за морем {1313} 1313 См. в особенности: Шундик Н.Е. На Севере Дальнем; Семушкин Т.З. Алитет уходит в горы; Шундик Н.Е. Быстроногий олень // Шундик Н.Е. Собр. соч. Т. 1; Ходжер Григорий. Белая тишина. М., 1970. С. 70—84; Рытхэу Ю. Иней на пороге. М., 1971. С. 66-67, 151-158; Он же. Повести. С. 133, 208-210. .

Берег счастья тем временем стоял твердо, несмотря на все попытки заполонить его шпионами, наводнить американскими консервами, которые вызывали понос, или заразить его специальными бациллами, которых выводили японские медики, а испытывали агенты ФБР на туземцах Аляски {1314} 1314 Шундик Н.Е. На Севере Дальнем. С. 336—341; Рытхэу Ю. Повести. С. 84. . В манихейском мире послевоенного противостояния «двух систем» СССР был земным раем, местом, где мечты становились явью. Позже, когда «Белый пароход» Чингиза Айтматова стал распространенной метафорой утраченной невинности и ускользающего счастья, Юрий Рытхэу опубликовал повесть о женщине-чукчанке, соблазненной американским капитаном, которая провела остаток жизни в тщетной надежде на возвращение «красивого корабля». Ее последние слова выразили мудрость того единственного мира, который она знала: «Самый красивый корабль тот, который мимо проходит». Но это было до Большого путешествия. Когда дочь этой женщины начала испытывать те же смутные желания, она увидела, как у ее дома бросает якорь большой советский корабль, которым правит молодой, только что окончивший училище капитан-чукча {1315} 1315 Рытхэу Ю. Повести. С. 13-106. . Ожидание кончилось — для нее и для всех коренных народов СССР. По словам Ювана Шесталова,

Берег мой богат народом,

Как зеленый луг цветами,

Стая белых пароходов

Гуще стаи лебедей {1316} 1316 Шестсиюв Юван. Шаг через тысячелетия. М., 1974. С. 19. .

Но в чем именно состояло счастье? Как во всех послевоенных советских утопиях (включая полевые этнографические исследования), образ городского рая с высокими зданиями и гигантскими стройплощадками уступил место частному счастью с уютными интерьерами и молодыми матерями в «хороших головных платках с кистями» {1317} 1317 Ср.: Dunham V. In Stalin's Time; Кларк К. Советский роман. С. 164—172. . Когда корабль наконец приплыл, он привез брак, материнство и телевизор {1318} 1318 Рытхэу Ю. Повести. С. 13—106; Ругин Роман. Солнце над снегами. Свердловск, 1986. С. 35-36. . Но кое-что оставалось неизменным. Земной рай по-прежнему означал избавление от свободы, понимаемой как свобода злых духов, «свобода диких зверей» {1319} 1319 Неркаги А. Северные повести. С. 60; Киле Павел. Идти вечно. Новосибирск, 1972. С. 24. . В рассказе Ю.И. Шамшурина прирученный северный олень убегает в тундру, где едва не становится добычей волчьей стаи. Спасенный хозяином, пристыженный олень «покорно пошел за ним» домой. «Живи у человека, — говорит его спаситель, — спокойнее будет» {1320} 1320 Шамшурин Ю.И. У студеного моря. М, 1952. С. 88. .