Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Защиту представляли: Аронов (его подзащитными были Шумиловский, Преображенский, Ларионов, Грацианов, Введенский, Василевский, Червен-Водали, Клафтон), Айзин (подзащитные – Морозов, Молодых, Степаненко, Цеслинский, Дмитриев, Жуковский, Писарев, Хроновский, Новомбергский), Бородулин (подзащитные – Карликов, Палечек, Ячевский, Малиновский, Краснов). Подсудимый Третьяк от защитника отказался.

Стенограмму процесса вели попеременно две стенографистки, менявшиеся каждый час, одна из них, С. Каминская, принимала участие в допросах адмирала Колчака в январе – феврале 1920 г. в Иркутске.

Всего по делу проходило 25 обвиняемых. Один из них, Болдырев, скончался до начала процесса, виновными были признаны 23 человека, а «индустриально-позитивного коммуниста» Писарева отправили на освидетельствование в психиатрическую лечебницу. Врачи-психиатры нашли у него душевное расстройство, определяемое бредом преследования и галлюцинациями, которым он страдал еще в Иркутской тюрьме.

Интересно проследить, что за люди попали на скамью подсудимых: и. о. заместителя председателя Совета министров, три министра – просвещения, труда и юстиции, шестнадцать товарищей министров различных ведомств и министерств, три чиновника высокого ранга и два человека, не занимавшие никаких постов (оба по разным причинам от уголовной ответственности были отстранены).

При опросе о признании своей виновности все подсудимые, за исключением С.М. Третьяка, таковую в последствиях деятельности колчаковского правительства отвергли. Как видно из перечисления должностей, обвиняемых трудно назвать первыми лицами правительства (за исключением четырех). На процессе неоднократно звучали слова, что главных представителей колчаковского правительства среди подсудимых нет. Так, свидетель Григорий Борисович Патушинский утверждал – первыми персонажами правительства являлись И.А. Михайлов, Г.К. Гинс, Г.Г. Тельберг, Л.В. фон Гойер, Н.С. Зефиров. По просьбе защиты свидетель поделился личными впечатлениями о подсудимом А.П. Морозове, говоря, что тот был «технической силой, исполнителем канцелярской работы, хорошим работником, с которым нам пришлось работать, совершенно чуждый нашей идеологии, смотревший на нас несколько недружелюбно». Даже «агрессивный» в своих высказываниях Третьяк вынужденно признавал – «наиболее крупные фигуры Совета министров […] далеко, их здесь нет» [471]. Несомненно, подобное можно сказать о подавляющем большинстве подсудимых.

Александр Александрович Червен-Водали в августе 1917 г. был командирован на Западный фронт, где ему удалось восстановить комитет Союза городов. Отправившись в октябре 1918 г. по «делам личного характера» на юг России, он вступил в организацию Национального центра и вошел в Екатеринодаре в политическую организацию деникинской армии. Там он впервые узнал о Восточном фронте и правительстве адмирала Колчака. Декларация Верховного правителя, которая, по его словам, с достаточной ясностью говорила о стремлении Верховного правителя к созыву Учредительного собрания, а также присутствие в кабинете министров видного социалиста-революционера П.В. Вологодского заставили его посчитать колчаковское правительство «определенно-прогрессивным». Поэтому он согласился выполнить поручение генерала А.И. Деникина отправиться в Сибирь для установления связей с политическими деятелями.

Ознакомившись с состоянием дел в Омске, Червен-Водали увидел влияние реакционных военных сил на Колчака и Совет министров. В момент наступления Красной армии на Восточную Сибирь выехал в Иркутск, где встретил В.Н. Пепеляева, который рассказал о своей работе по формированию нового состава правительства. Приняв должность управляющего внутренними делами, Александр Александрович настаивал на проведении законопроекта о подчинении всех военачальников министру внутренних дел. К моменту возникновения восстания в Глазкове 23 декабря 1919 г. он начал вести переговоры с представителями земств и городов о создании новой власти. Та программа, которой придерживался Червен-Водали, при налаживании контактов с местным самоуправлением, позволила в течение месяца оградить население от жестокостей и эксцессов в самый трудный период – период смены членов кабинета министров. Политическая обстановка в Иркутске не давала возможности и. о. заместителя председателя Совета министров использовать приказные меры по немедленному освобождению 31 арестованного, поэтому все свои силы он направил на смягчение их содержания под стражей [472].

Леонид Иванович Шумиловский, как педагог, большую часть жизни отдал культурно-просветительской деятельности. «И только злая шутка судьбы, – говорил он, – вовлекла меня в политику». Пост министра труда он принял после долгих колебаний, единственно с целью наладить охрану труда трудящихся так, «чтобы потом, когда пришлось бы вырвать ее из общественного организма, организм чувствовал боль и инстинктивно невольно сопротивлялся». Из министерства труда своевременно не вышел отнюдь не из-за отсутствия мужества, а потому, что посчитал свое пребывание в Совете министров нужным «ради ограждения от всяких покушений права завоеваний социальной революции».

По идейным соображениям был противником большевизма, поэтому выдвинутый обвинением принцип – «чем сильнее разнузданные силы, тем лучше для ускорения всеобщего возмущения сложившимся политическим строем» – противен его складу характера. В министерстве проводил работу не законодательную, а чисто организационно-распорядительного свойства, в частности, был инициатором разработки ведомством распоряжения о денационализации предприятий частных лиц, которое явилось следствием настоятельного требования крупных сибирских промышленников и предпринимателей [473].

Необходимость зарабатывать средства к существованию подтолкнула Григория Андриановича Краснова принять предложение Директории поступить на службу в ведомство государственного контроля. При этом он руководствовался законом, по которому ведомство занимало независимое положение и государственный контролер являлся лишь «присутствующим» в Совете министров для дачи заключений по финансово-хозяйственным вопросам.

В своей служебной деятельности он протестовал против незаконного расходования народных средств, золотого запаса, покупки банком земель, учреждения эмигрантского банка. По его инициативе 30 ноября 1918 г. было принято положение о военно-полевом контроле, свободном от влияния военных властей. В ведомстве Краснова, в отличие от других, существовал профсоюз, где работал член Иркутского Совета рабочих и солдатских депутатов Городничев. По должностной обязанности присутствие Григория Андриановича на каждом заседании Совета министров считалось неукоснительным, т. к. там рассматривались вопросы о выдаче заключений по ассигнованиям. В декабрьские дни 1919 г. он вошел в состав нового ведомства Политического центра и получил от него распоряжение продолжить свою работу [474].