Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

Как позже выяснилось, одновременно с генерал-губернатором среди местных жителей «разъяснительную работу» вели от имени мятежного эмирского сына и шахрисабзских беков фанатичные мусульманские проповедники. Вражеская агитация оказалась весьма действенной.

Выступая рано утром в поход, русские генералы и офицеры не обратили внимания на прорубленные в глинобитных заборах-дувалах бойницы и на другие военные приготовления. Не особенно их встревожили находившиеся в виду города в непрерывном движении конные группы шахрисабзцев, набеги которых русские кавалеристы и пехотинцы до этого неоднократно и с неизменным успехом отражали.

Кауфман покинул Самарканд, и уже на следующий день в его окрестностях собрались внушительные силы шахрисабзских беков. Если верить биографу К.П. Кауфмана востоковеду А.А. Семенову, то под Самаркандом в начале лета того далекого 1868 г. появилось войско численностью 65 тысяч человек [191]. Это было разномастное ополчение, состоявшее из отрядов различных кочевых и полукочевых узбекских племен. Вооружены ополченцы были, как и прежде, чем попало – от случайно раздобытой винтовки до первобытной дубины.

Полуразрушенную цитадель русские стали восстанавливать вскоре после захвата Самарканда, но работы велись очень неспешно, в частности, потому, что всех, командующего в том числе, подкупила, оказав расслабляющее действие, радушная встреча у городских ворот месяц назад. В конце мая укреплению цитадели стали уделять больше внимания, но до завершения работ было далеко.

1 июня 1868 г. шахрисабзские и самаркандские борцы за веру (они обвиняли эмира в слишком нерешительном сопротивлении иноверцам) пошли на штурм полуразрушенной (или полуукрепленной) цитадели. Первый приступ отбили легко, но в тот же день стало ясно, насколько ненадежны полуразвалившиеся крепостные стены, к которым с внешней стороны прилепились домишки горожан.

Верещагин, оставшись в штатском платье, взял винтовку и встал в ряды защитников Тамерлановой цитадели; солдаты его сразу же признали за своего и называли не «барин» или «ваше благородие», как обычно, а Василь Василич; будучи художнически зорким наблюдателем, он оставил яркие воспоминания, выдержки из которых дадут представление о трагическом положении и героическом поведении маленького гарнизона.

«Атакующие часто беспокоили нас и в перерывах между штурмами; подкрадутся к гребню стены в числе нескольких человек, быстро свесят ружья и, прежде чем захваченные врасплох солдатики наши успеют выстрелить, опять спрячутся…» [192]Такова была тактика осаждавших, рассчитанная на то, чтобы постоянно держать усталый гарнизон в напряжении.

За восемь осадных дней, под палящим солнцем, с малым количеством воды и еды, без полноценного отдыха, солдаты и казаки выдохлись до предела. Особенно тяжело было больным, которых комендант крепости майор Штемпель был вынужден поднять с лазаретных коек.

В отражении штурма участвовали и застигнутые событиями русские купцы, прибывшие в Самарканд со своими товарами. Некоторые из них пытались отстреливаться, но это получалось не очень ладно без элементарной подготовки, так что их вклад в оборонные усилия составили их продовольственные запасы, предназначенные для продажи. Благодаря торговым людям осажденные курили сигары, пили хороший чай, а то и водку из тех же припасов.

Осаждавшие днем и ночью стремились разрушить стену и ворота либо устроить подкоп. Проломы и проходы в стенах и под стенами заделывали, отбрасывая не очень храбрых и настойчивых нападавших. В конце концов шахрисабзцам и их самаркандским союзникам удалось-таки сжечь одни из ворот крепости.

«Нет худа без добра, – пишет Верещагин, – как только ворота прогорели, Черкасов (командир саперов. – Е. Г.) устроил отличный, совершенно правильный бруствер из мешков (с песком. – Е. Г.), к которому поставили орудие, заряженное картечью. Тут разговор пошел у нас иной» [193].

Единственной в крепости артиллерийской батареей командовал совсем молодой офицер Служенко. Свою службу в Туркестанском округе подпоручик начинал неудачно: находясь в начале сентября вместе с тремя рядовыми в дороге, он попал в плен к бухарцам. Пленных истязали, насильственно обратили в мусульманство, офицера заставили обучать сарбазов. Русские власти настойчиво требовали выдачи своих военнослужащих, для устрашения бухарцев даже разрушили до основания кишлак Ушма, в котором офицер и солдаты были захвачены. Наконец, спустя три месяца Служенко и его товарищи были освобождены.

Теперь же молодой офицер получил возможность искупить свою вину – результат малодушия (плен – позор для офицера), а равно отомстить своим врагам: с сентября 1867 г. бухарцы стали его личными врагами.

Всего три или четыре дня этот мальчик командовал орудиями осажденной крепости. Он выставлял их на самых угрожаемых направлениях, сам был за наводчиков, когда те выбывали из строя ранеными или убитыми, звонко, азартно командовал: «Первая, пли!» В один из дней штурма он руководил своей поредевшей батарейной командой, сидя на вороном коне, что превращало его в великолепную мишень. Ему хотелось доказать себе и другим, что он не трус, хотя в такой браваде не было никакой необходимости. Конечно же его ранили, и смертельно – на следующий день подпоручик скончался. В азарте боя никто из старших офицеров не приказал ему спешиться.

Постепенно русские улучшили свое положение. Во время дерзких вылазок, во-первых, подожгли городскую мечеть, где находился наблюдательный пункт противника, а во-вторых, выжгли целую улицу вдоль стен цитадели. То была «элементарная предосторожность, которую должен был исполнить еще много ранее сам командующий войсками, очевидно по доброте душевной не решивший наносить жителям изъяна, – результат был тот, что перебили у нас много народа да вдобавок чуть не отобрали крепость, падение которой было бы, бесспорно, сигналом для общего восстания Средней Азии» [194]. Так считал Верещагин.

Вылазки умеряли пыл нападавших, делали их осмотрительнее. «Хотя тут были все сплошь лавки, солдаты вели себя очень прилично, ничего и не подумали грабить; убивать, разумеется, убивали всех, кто ни попадался под руку, но никаких бесполезных жестокостей себе не позволяли» [195]. Сарты же, верные обычаям Азии, были жестоки: «Ужасны были тела тех нескольких солдат, которые зазевались (во время вылазки. – Е. Г.) и головы которых. были глубоко вырезаны до плеч…» [196]Такая же участь, кстати, могла постичь самого художника, участвовавшего почти во всех вылазках, когда он, увлекшись, оторвался от группы солдат и с незаряженной винтовкой оказался в окружении трех здоровенных недругов. Он растерялся и забыл про револьвер, но вовремя позвал своих верных друзей на подмогу. Вместе они перекололи штыками высоких, сильных, но весьма неумелых людей и вызволили из беды своего любезного Василь Василича.